Пара обещанных слов о методологии.
Я в упор не понимаю, почему при изучении фортификации нельзя пользоваться термином «объемно-планировочное решение». Ну, чем он, в принципе, отличается от термина «планировка», употреблявшимся начальником ВСУ тов. Зиновьевым в 1929 году или термина «планировочный тип», который употребил тов. Петин в 1932 г.? Только тем, что подразумевает еще и некоторую трехмерность объекта, то бишь, в нашем случае, этажность и в этом смысле он более удобен и точен. Сейчас ведь не 1928 или 1931 год, а 2008, поэтому использовать «объемно-планировочное решение» вполне можно и должно.
Само собой разумеется, что надо отличать собственно исторические события и наши представления о них. Задача историка (одна из задач), как раз и состоит в максимальном приближении своих и чужих представлений об историческом процессе к его реальному ходу, то есть в максимально полной его реконструкции, желательно с объяснением, почему события развивались именно таким, а не иным образом. Здесь надо предупредить исследователя о том, что анализ архивной и другой печатной и рукописной информации надо проводить весьма аккуратно, с максимальной полнотой, ибо в противном случае легко можно спутать историю событий и историю намерений и вообще «уползти за источником», вместо того, чтобы всегда быть слегка «над» ним. Целая дисциплина историческая есть, «источниковедение», которая и учит бедных студентов, как различные источники анализировать. Одно из лекарств от ошибок данного плана в случае изучения истории фортификации – полевые исследования.
Теперь о классификации и типизации. Конечно, можно сказать, что типизация – это выделение каких-то реальных типов сооружений, соответствующих тем или иным тактическим задачам и «объемно-планировочным решениям», а классификация – это более или менее удобный способ обозначения этих самых типов. В биологии тоже иногда пытаются различить систематику – как науку о выявлении естественной иерархии тех или иных групп живых организмов, отражающей, в частности, их эволюционную историю и таксономию – как науку о придумывании системы обозначений для этих самых групп, но на практике систематику и таксономию смешивают и правильно делают. Так и в нашем случае типизацию, то есть систему форм, так и классификацию, как систему удобных идентификаторов, которые потом можно будет пользовать в отчетах и других штабных документов, можно объединить без ущерба для дела. А называлась эта система обозначений классификацией или нет, это не так важно, поскольку на деле это была именно классификация.
Вообще-то, в случае объектов первого периода строительства УРов (1928–1937 гг.) слово классификация будет более точным, чем типизация, поскольку большинство таких объектов строились по индивидуальным проектам, а настоящая «типизация» более характерна для сооружений УРов второго периода строительства (1938–1941 гг.). Тем не менее, и этим нюансом в практических целях можно пренебречь, чтобы не скатиться в схоластику о различном понимании «типа» советскими фортификаторами в 1928–1937 гг. и в 1938–1941 гг. У меня такие дискуссии возникали с некоторыми польскими коллегами.
Высказывание коллеги, что не «планировки» заботили фортификаторов, а тактические требования, тоже вызывает некоторое недоумение. Попытка отрыва функции от структуры, особенно в фортификации, которая оперирует какими-то материальными формами, также является методологическим недоразумением. Само собой разумеется, что на функциональный запрос, то есть на тактические задачи, экономические возможности и т.д. может быть дан разный структурный, то есть «объемно-планировочный» и технический ответ, но он обязательно будет структурным и именно «объемно-планировочные решения» после уяснения тактических задач и технических и экономических возможностей будут главной заботой инженеров-фортификаторов, а также привязка и адаптирование этих типовых решений к условиям конкретной местности.
Ну и наконец, об общих задачах «объяснительной» истории. Помимо анализа хода исторического процесса и объяснения причин, по которым он прошел именно данным образом, есть и еще одна задача, которая зачастую отбрасывается многими историками в силу каких-то мировоззренческих ограничений – это задача оценки результата этого процесса, которую решает метод «анализа достигнутых результатов», так его официально называют специалисты в области методологии.
Дело в том, что по современным представлениям исторический процесс детерминирован не столь жестко, как это казалось отдельным марксистам-вульгаризаторам, это процесс многовариантный, из-за тех или иных субъективных факторов могущий приводить к РАЗНЫМ результатам, причем далеко не всегда оптимальным для большинства участников этого процесса. Человечество, вообще-то, существует как таковое только благодаря тому, что научилось накапливать, передавать и использовать опыт предыдущих поколений и поэтому задача ОЦЕНКИ результатов исторического процесса, как частных, так и более общих весьма актуальна для того, чтобы избежать повторения соответствующих ошибок. Ограничивая себя только объяснением исторического процесса, не утруждая себя или боясь давать ему какие-то оценки, то есть проводить анализ достигнутых результатов, мы уходим от решения важнейшей, на мой взгляд, задачи исторических исследований.
Метод анализа достигнутых результатов, как я уже говорил, встречал и встречает зачастую резкое отторжение среди историков, в том числе и самых передовых исследовательских школ. Так, большинство американских университетских профессоров, будучи людьми относительно левых убеждений считали в 60-е – 80-е годы, что путь развития СССР является одним из вариантов успешной индустриальной модернизации. Из этого заблуждения следовал ложный вывод, что СССР будет существовать бесконечно долго, постепенно заимствуя элементы капиталистической системы, а та будет перенимать положительный опыт социалистического строительства и обе системы счастливо сольются в объятиях т.н. «конвергенции». Тем не менее, оставшийся в меньшинстве один из отцов-основателей современной «объясняющей» истории профессор Ричард Пайпс заявил, что советский путь сопровождался слишком большими человеческими жертвами и бездарной растратой материальных ресурсов, привел к системе, которая не может исторически долго существовать из-за глубоких внутренних недостатков, что СССР поэтому обречен на развал, а советская система на полный крах и главное, что этот опыт в своей основе может быть только отрицательным примером. Пайпс сделал этот вывод эдак лет пятьдесят назад, был осмеян большинством коллег, но ему посчастливилось дожить до наших дней и сейчас он наблюдает, как были посрамлены его оппоненты, свято верившие, что все действительное разумно и единственно возможно.
Думаю, что этот небольшой экскурс в методологию будет полезен всем нам для дальнейших дискуссий уже и на фортификационные темы.