Рассмотрим недостатки по мере их появления в книге.
Так, статью предваряет совершенно дикое методологическое предисловие. Автор утверждает, что историю невозможно понять, используя концепции, рожденные сегодня. Автор полагает, что «мы можем только попытаться восстановить ушедший мир в печатных работах, только лишь». Категорически не согласен с этими и подобными утверждениями автора. Современный историк, владеющий более широкой информацией о происходящих исторических событиях и знающий их результаты, несомненно, способен и обязан объяснить и, главное, оценить исторические события по их последствиям и издержкам. История наука прикладная, ее предназначение – анализировать достижения и ошибки прошлого, чтобы учиться на историческом опыте, перенимать достижения и не повторять недостатков. Отказываясь от такого анализа с точки зрения современного накопленного опыта и оценки мы делам исторические изыскания совершенно бессмысленными.
На стр. 6 на полях, предназначенных для подписей и примечаний, дан биографический очерк С.И. Александрова, который размещен прямо под портретом Николая Николаевича Обручева. Это, мягко говоря, неудачное дизайнерское решение.
На стр. 17 автор упоминает бочкообразные своды казематов, но по общепринятой и более точной терминологии их вообще-то называют цилиндрическими.
Рассуждения о природе революционных событий 1905–1906 гг. на стр. 20, которые автор по своей привычке сводит к проискам внешних сил, в данном случае японцев, выглядят более, чем наивными. Поколение, к которому принадлежат и автор, и рецензент в свое время очень сильно пичкали всяческими ленинским глупостями, но среди этой кучи мусора была таки одна жемчужинка – теория переворота, которую злоумышленник разработал в совершенстве. Он утверждал, что реально нагадить своей стране можно только в том случае, когда на нее обрушится какое-нибудь народное бедствие – неурожай, голод или, к примеру, неудачная война. Верхи, неспособные справится с бедой, должны потерять управление страной, а низы, вызверившиеся от несчастий, должны быть готовы разнести вдребезги всю систему власти. И вот в такой действительно революционной ситуации настоящий революционер может и должен, опираясь на все доступные ресурсы, делать свое черное дело. Как-то так Вождь сформулировал, и был прав, поскольку если власть тверда, а народ к ней хотя бы равнодушен, то никакие происки внешних и внутренних врагов революцию не сделают и профессионалам и любителям от революции надо эту ситуацию просто тупо ждать, не ввязываясь в разные бессмысленные авантюры. Похоже, что автор плохо усвоил то, что нам зачем-то вдалбливали еще в школе.
На стр. 32 и далее автор с упрямством, достойным лучшего применения, называет шворневый прибор «шКворневым». Разницы-то никакой, но в данном случае точность в использовании термина крайне желательно. Стремление переиначить все по-своему здесь особенно удивительно, поскольку тот же самый автор упорно цепляется за архаичный «сквознЯк», вместо общепринятого в литературе сквозника, и вообще пытается изъясняться на архаичном канцелярите позапрошлого века. Все эти «сей», «оный», «означенный», «дабы», «сиречь» и прочие «конфеКты» такого сорта не употреблялись в обыденной речи, научной и художественной литературе даже во времена описанные авторами, а сейчас эти слова и обороты ушли даже из канцелярского сленга. Так изъяснялись только приказчики и половые в трактирах, угодничавшие перед купцами-хозяевами и гостями – типа «сей момент поправим» и тому подобное. Использование такой канцелярской архаики в обыденной речи производит на читателя тягостное впечатление какой-то фальши и фиглярства.
С русским языком у автора, увы, вообще, не всегда все в порядке. Так, например, на стр. 63 автор пишет «…установив четыре орудия общей массой более 30 т, на каменную кладку бермы, будет оказано недопустимое давление на нее». Мало того, что сама по себе фраза невероятно корява, так автор с завидным постоянством повторяет классическую ошибку, воспетую еще Чеховым в классическом фельетоне «Жалобная книга» – «проезжая мимо сей станции и наблюдая природу в окно с меня слетела шляпа». Правильное построение фразы следующее – «…установка четырех орудий массой более 30 т на каменную кладку бермы привела бы к недопустимому на нее давлению». Такую правку мог легко бы сделать любой грамотный человек, но, похоже, что таковых среди тех, кто готовил книгу к печати, просто не оказалось.
Мне не совсем понятно, почему на форту оказались 120-мм орудия системы Виккерса на морских (казематных) лафетах (стр. 37). 120-мм орудия Виккерса, например, устанавливали в 1913 г. в довольно большом количестве во Владивостоке, но в документах ни слова не говорится, что эти орудия были на каких-то казематных лафетах, то есть специально приспособленных для установки в бортовых казематах кораблей. На стр. 40 автор недоумевает, почему в числе второстепенных орудий генерал Маниковский подразумевал и 6-дюймовые пушки Канэ, но здесь нет ничего непонятного. По калибру орудие относилось к вспомогательному вооружению и для борьбы с крупными кораблями не подходило. Тем более, что орудие к тому времени уже немного устарело, на флоте уже переходили к более современным 130-мм/55 кал и в береговой обороне следовало делать то же самое, как это сделали уже в Морской крепости Императора Петра Великого.
На стр. 53 автор называет своего оппонента С.А. Воробьева «свежеиспеченным исследователем». Могу сказать, что он глубоко заблуждается. В 1998 году Владимир Федорович говорил мне, что научными исследованиями он заниматься не собирается, будет писать художественные книги, первую из которых он как раз тогда и выпустил, считает себя не очень склонным к таким делам. А в то же самое время С.А. Воробьев уже успел подготовить и частично опубликовать несколько работ для журнала Forteca, посвященных Владивостокской крепости, выполнив при этом ряд очень серьезных полевых исследований, включая подробные обмеры ряда фортификационных сооружений, а годом позже он начал и систематические исследования в архивах Петербурга и Москвы по теме дальневосточной фортификации, причем вершиной этих исследований была обзорная публикация в английском историко-фортификационном ежегоднике Fort – наиболее престижном издании по истории фортификации. К моменту переезда в Санкт-Петербург С.А. Воробьев был автором и соавтором ряда книг и статей, касающихся дальневосточной фортификации, и общетеоретической работы, и когда его интересы естественным образом сдвинулись на кронштадтскую проблематику, он был уже более чем зрелым исследователем, назвать которого «свежеиспеченным» мог лишь своего рода «инвалид умственного труда», не желающий признавать очевидного и не вполне владеющий методологией научного исследования.
Сами рассуждения автора о том, что Инженерное управление крепости главнее Управления Строителя не выдерживают никакой критики. У них разные функции – у Управления Строителя строить, не отвлекаясь на текучку, у Инженерного управления – эксплуатация и мелкий ремонт того, что есть. По готовности сооружения передают на баланс Инженерного управления, но вовсе не потому, что строители ему подчинены, а потому, что содержание готовых сооружений не их задача, то есть это обычная сдача объекта заказчику. Управление строителя по функции обязано иметь непосредственные контакты с ГИУ напрямую, без ненужных надстроек и посредников, что бы создало лишний бумагооборот и затянуло дело. Инженерное управление подчинено ГИУ не напрямую, а через Начальника инженеров округа. Так что в какой-то мере его статус Управления Строителя выше, хотя на самом деле эти структуры работали параллельно и во взаимодействии. То, что Инженерное управление должно быть в курсе дел на постройке, равно как и Начальник инженеров округа – это само собой разумеется, поскольку война может начаться внезапно, и весь этот недострой надо будет использовать по назначению, приспосабливая его к делу. То, что в одной из бумаг сказано, что Инженерное управление ЗАТРЕБОВАЛО от Управления Строителя документы о состоянии дел на стройке для доклада Начальнику инженеров округа, – это документ вторичный и строгим доказательством быть не может. Сам текст письма Начальника инженеров Строителю крепости по поводу предоставления документов автор не приводит. Само собой разумеется, что бюрократические шероховатости в отношениях управлений имели место быть, и назначение одного лица начальником обоих управлений было вполне разумно. Кстати, это обычная практика в Империи, а не только кронштадтская специфика, обусловленная якобы вмешательством высших сил, включая Императора. Во Владивостоке Управление Строителя было создано еще в 1897 году. Его начальник полковник С.Ф. Чиж не был подчинен Начальнику инженеров крепости полковнику К.С. Чернокнижникову. В 1901 году Строителем назначили подполковника В.И. Жигалковского, который также не имел подчинения уже генералу К.С. Чернокнижникову. После перевода Чернокнижникова из Владивостока в 1902 г. Жигалковского произвели в полковники и назначили также и Начальником инженеров, то есть он совмещал обе должности. Само Управление Строителя просуществовало до Русско-японской войны. После нее оно было воссоздано в 1910 году, когда приняли программу кардинального переустройства крепости. И должности начальников обоих управлений совместили. Но это вовсе не говорит о подчиненности Управления Строителя Инженерному управлению крепости и о низведении его до какого-то придуманного Владимиром Федоровичем отдела. Не надо было автору влезать в во все эти организационные вопросы, поскольку судя по им написанному, это вне его компетенции о чем свидетельствует его совершенно феерическое заявление, о том, что организация инженерного ведомства в советское время практически не изменилась, которое даже не требует каких-то комментариев, поскольку его абсурдность очевидна всем, кто, как говорится, в теме.
На стр. 65 приведена отличная фотография 11-дюймовой береговой пушки и сказано, что это орудие 1877 года. Однако боезапас, выставленный к нему, явно обр. 1867 г., то есть имеет свинцовые оболочки, а не медные ведущие пояски. Кроме того, непонятно, какое отношение орудия на низком станке Семенова имеют к форту Тотлебен, где их устанавливали на совершенно иные станки Дурляхера «большого вертикального обстрела».
На странице 66 автор пишет: «Но суть в том, что от еще одного анахронизма ушедшего века – от пристрелочных орудий – не могли избавиться. Какой смысл иметь на батарее мелкокалиберное пристрелочное орудие, если цель движется на дальности досягаемости только основного калибра? 120-мм орудия были близки по характеристикам к 152-мм орудию Канэ, но и только. Лучше бы добавить четыре орудия Канэ к шести уже установленным в 1910 году». Автор со своими рассуждениями ломится здесь в открытую дверь. Установка еще 57-мм орудий имела назначение для пристрелки, но и для них второй задачей была борьба с мелкими судами неприятеля, как-то миноносцами, тральщиками, катерами, разного рода мелкими десантовысадочными средствами и т.д. После внедрения в практику дальномеров о пристрелочном назначении этих орудий забыли, тем более, что если ранее стрельба на больших дистанциях просто считалась напрасной тратой снарядов, то с развитием приборов управления стрельбой она стала основной. Поэтому говорить о 120-мм орудиях как «пристрелочных» – грубая ошибка. Опыт Русско-японской войны 1904–1905 гг. показал, что в связи с увеличением размеров миноносцев стрельба по ним из 57-мм артиллерии оказалась неэффективной и калибр противоминной артиллерии увеличили. 120-мм орудие для этого намного лучше, чем 152-мм. У него выше скорострельность за счет меньшего веса выстрела, а это очень важно для стрельбы по быстро движущейся цели. Автор повторяет ошибку о 120-мм орудиях, как о «пристрелочных» и на стр. 97. О том, почему на Тотлебене и других фортах 57-мм орудия заменили на 120-мм вполне ясно написал еще Ю.А. Скориков, и почему автор не догадался посмотреть, чего по теме написали более сведущие люди, чем он – непонятно.
Рассуждения автора на финансовые темы в большей своей части неадекватны. Я так и не понял, почему он решил, что наиболее распространенным чином в русской армии был капитан? А почему, скажем не поручик или штабс-капитан? Ссылок на какую-нибудь статистику он не приводит.
Его сравнение дореволюционного рубля и современным российским путем соотнесения рублевой цены на золото тогда и сейчас имеет под собой какое-то рациональное основание, хотя метод и не является точным. Но вот его утверждение, что царский рубль соответствовал советским 7 рублям 45 копейкам не выдерживает никакой критики, поскольку советский рубль не разменивался на золото и не мог быть свободно обменян на иностранную валюту по рыночному курсу (что каралось расстрелом), то есть не являлся полноценными деньгами. Как автор не понимает столь очевидных вещей – не совсем понятно. Возможно это связано с тем, что советский рубль в Ленинграде, где всю жизнь прожил автор, и советский рубль во Владивостоке имел совершенно разную реальную покупательную способность, поскольку категории так называемого «снабжения» в разных районах большого экономического сумасшедшего дома под названием СССР были разными. Данные от том, что полковник в царской армии получал около 325 рублей в месяц представляются невероятно завышенными, поскольку даже генерал имел жалованье около 1200 рублей в год. Скорее всего автор перепутал год с месяцем. В общем, лучше бы такая «бухгалтерия» на странице этой книги не появлялась. Точные бухгалтерские расчеты явно выходят за пределы компетенции автора.
На стр. 71 автор пишет буквально следующее: «В штаб 6-й Армии комендант пишет «полевую записку» в раздраженном тоне и понять Алексея Алексеевича можно:». Но далее следует текст записки коменданта крепости, адресованной начальнику артиллерии крепости, а вовсе не в штаб армии. Столь небрежное отношение к атрибуции и обсуждению публикуемых документов заслуживает порицания.
Совершенно не имеющим отношения к тематике книги представляется дискуссия о том, является ли Святая Мария Магдалина раскаявшейся блудницей (по католическому канону) или кающейся грешницей (по православному)? (стр. 73). Автор обосновывает ее наличие тем, что «все в нашей жизни тесно связано. А история, порой завалена «глыбами» лжи». Честно говоря, такое «ассоциативное мышление», связывающее между собой совершенно не связанные друг с другом вещи по признаку внешней ассоциации типа «Мы едим сырок, значит будет сырая погода» и тому подобные уже выходит за рамки литературной критики и относится к иным областям человеческой практики.
Автор не вполне понимает значение некоторых речевых и канцелярских оборотов (стр. 74). Обсуждая инспекторскую поездку на форт генерал-майора Герасимова автор пишет, что рекомендации генерала по озеленению форта были приняты его комендантом «к сведению», хотя тут же пишет о том, что их принялись исполнять. Само собой разумеется, что рекомендации приняли не "к сведению", а «к исполнению», как и полагается у военных относиться к любому указанию начальника, пусть даже высказанное не в виде жесткого приказа. К «сведению» распоряжения начальства в армии не принимают!
На стр. 75, описывая подготовку на форту во время Первой мировой войны подготовку офицеров военного времени (прапорщиков) автор пишет, что «за два месяца обучения из «штафирки статской» получался вполне сносный командир батареи», что выглядит несколько странна, поскольку только что произведенного прапорщика командиром батареи никогда не назначат и ему пришлось бы до командира батареи расти и расти.
Там же, описывая учебную стрельбу в мае 1915 г. автор пишет, что он велась по новым правилам, без пристрелочных орудий. Вообще-то стрельба береговой артиллерии с пристрелочными мелкокалиберными орудиями вышла из употребления еще в конце XIX века после внедрения первых дальномеров, а после увеличения дистанции боя в начале XX столетия не упоминалась даже теоретиками. А уж называть такую стрельбу без пристрелочных орудий «стрельбой по новым правилам» в 1915 году – это по меньшей мере недоразумение.
На стр. 75 автор говорит о том, что направление на цель определяли с помощью оптического дальномера (!!), но на схеме на стр. 76 никакого оптического дальномера нет.
На стр. 84 автор публикует письмо командира 2-го батальона 2-го Кронштадтского крепостного артиллерийского полка подполковника Егупова от 20 апреля 1917 года с предложением взять для вооружения форта Тотлебен, 10-дюймовые орудия из Владивостока, но забывает снабдить комментарием, что к 1917 году из Владивостока уже изъяли почти всю артиллерию, могущую представлять хоть какой-то практический интерес и 10-дюймовых орудий там не было и быть не могло.
На странице 86 автор, касаясь периода 1916 года пишет, что производство алюминия было необходимо для производства взрывчатых веществ. Алюминиевый порошок действительно может применяться для изготовления различных взрывчатых составов, но для Первой мировой войны это было слишком дорогим удовольствием. Гораздо большее значение имело в тот период использования алюминия для изготовления легкого солдатского снаряжения и в самолетостроении, а также в воздухоплавании, где смесь алюминиевого порошка с едким натром использовали для выработки в полевых условиях водорода, необходимого для заполнения аэростатов.
На стр. 91 автор пишет, что большевики захватили власть в 1917 году «легитимным путем». Это утверждение удивляет своей, как бы помягче сказать, парадоксальностью и наверно тоже должно быть предметом рассмотрения специалистами несколько иного профиля, чем историки.
На стр. 97 автор впервые пишет о довооружении форта в 1936 году четырьмя 76-мм орудиями 34-К обр. 1931 г. явно путая 76-мм зенитное орудие обр. 1931 г. 3-К с 76-мм зенитным (универсальным) полуавтоматическим орудием 34-К обр. 1936 г. Эту феерическую ошибку, не имеющую рационального объяснения он повторяет многократно и подробнее мы ее обсуди в дальнейшем.
На стр. 100 автор дает какие-то фантастические рассуждения в духе сталинской школы фальсификаций о том, что власть боялась войны, которая должна была начаться именно в 1929 году и потому устроила репрессии против старых военных специалистов. Оставим эти фантазии на его совести.
Продолжение следует