Итак, в мои руки, наконец, попал «Фортовед. Новый фортифкационный журнал», № 1, январь 2010. В журнале 64 страницы, формат А4, бумага мелованная, отличная полиграфия. По стилю – немного похоже на покойный Редут (трехколоночный набор), но попроще и потому – получше. Обложка – вполне нормальная, хотя может быть немного мрачновата. Удачно выбрано фото – соответствует сразу двум темам – Кронштадтской крепости и пулеметным станкам советских ДОТов первого периода строительства.
Журнал открывается обращением редакции, в котором говорится о значении русского и советского фортификационного наследия, сосредоточенного на российской национальной территории преимущественно в Северо-западном и Дальневосточном регионах, причем обосновывается первоочередное обращение журнала именно к первому.
Продолжением этого обращение является редакционная статья «Фортификационное наследие Северо-Запада России. Авторы отмечают, что выгодным отличием обсуждаемого региона от Дальнего Востока является наличие разнообразных средневековых фортификационных сооружений и сооружений бастионной эпохи, то есть там представлен непрерывный ряд развития фортификации со средних веков до наших дней. Авторы стараются дать читателю общее представление об основных фортификационных комплексах, относящихся к самым разным историческим периодам и это им удается, но с русским языком в статье имеются проблемы и некоторые стилистические шероховатости, которые я постараюсь пользы дела для отметить.
«…Музей артиллерии, инженерных войск и войск связи, имеет просто колоссальное историческое значение» - пишет редакция. Прилагательное «колоссальный» применительно к существительному «значение» используется редко, здесь было бы более уместно употребить вместо «просто колоссальное» слово «огромное», причем без «просто». Получилось бы короче и не столь тяжеловесно.
Касательно темы изучения Кронштадтской крепости редакция пишет: «…Эта тема, несмотря на относительную изученность, является поистине БЕЗДОННОЙ…». И невдомек уважаемым редакторам, что бездонной бывает только бочка, а тема может быть необъятной или неисчерпаемой, но никак не бездонной. Вот заменить бы слово «бездонной» словом «необъятной» и фраза бы не останавливала взгляд стилистической неряшливостью.
Башенные батареи на фортах «Тотлебен» и «Обручев» начали возводиться не во второй половине 20-х годов, а в первой, поскольку бетон на этих фортах укладывали уже в 1923 г. Это ошибка.
Гвоздем номера является статья самого главного редактора «По Кронштадтской крепости. Эпоха бетона. 1890–1917 г. Часть первая. Предыстория и начало строительства 1890–1897 гг.
Во Введении к статье автор делает совершенно правильный вывод, что соответствующие разделы книги Раздолгина и Скорикова описывают тему неполно, а также содержат ряд серьезных ошибок. Труды В.Ф. Ткаченко в историографию вопроса не включены вообще и это тоже справедливо. Таким образом, для дополнительных исследований по теме бетонного фортификационного строительства в Кронштадте есть все основания.
Содержание статьи весьма интересно, изложенная информация представляется исключительно ценной, включая данные об артиллерийском вооружении батарей Кронштадтской крепости, в том числе и тех, которые располагались на самом о. Котлин, дается схема расположения этих батарей, построенных до 1897 г. включительно, каковой вообще не имелось в книге Раздолгина и Скорикова. ОДно это оправдывает публикацию данного материала.
Немного странными предствляются рассуждения автора, озаглавленные «Несколько слов о терминологии 1890-х гг.» Действительно, многие кронштадтские оборонительные сооружения называются в обиходе фортами, хотя с «чисто» фортифкационной точки зрения на самом деле это либо батареи, либо группы батарей и т.д. Автор указывает, что в официальных крепостных документах 90-х годов морские батареи на северном фарватере, как правило называются батареями, а вот на южном – фортами и т.д. Никакой проблемы, как называть эти объекты, на самом деле, не существует. Надо называть так, как их чаще всего называли в повседневных документах крепости в соответствующий период, чем и будет соблюден принцип историзма. Однако, автор приводит архивный документ 1901 г., который, строго говоря, вообще не имеет отношения к терминологии 1890-х, в котором чиновники Главного инженерного управления высказывают, в ответ на запрос военного министра А.Н. Куропаткина, предложения, как правильно называть укрепления в Кронштадте. По их мнению, фортами надо называть только те сооружения, которые имеют замкнутую оборону, а отдельные морские батареи надо называть просто морскими батареями, а если на одном сооружении имеются группы батарей (как на форту Константин), то надо использовать нейтральный термин «укрепление».
Само собой разумеется, что документ интереснейший и вполне заслуживающий цитирования, но совершенно непонятно, зачем применявшуюся в повседневных официальных документах терминологию надо было заменять на теоретические изыски чиновников ГИУ, разработанные в соответствии с капризами какого-то малопочтенного «скурка» (этим неприличным финско-шведским словом называл Куропаткина его сослуживец генерал Гриппенберг) и оставшиеся невостребованными практикой! Это, кстати, приводит к противоречиям даже в пределах одной статьи, где форт Константин на обложке назван «батареей», а в тексте статьи – «укреплением». Форты «Тотлебен» и «Обручев» почему-то все же остались фортами, хотя в соответствии с умствовании чиновников, это «укрепления» и т.д. Вообще, историк никогда не должен слепо следовать какому-то одному документу, то есть «ползти за источником», он всегда должен быть «над» ним, то есть знать весь исторический контекст, другие документы, сопоставлять их между собой и только на этом основании делать какие-то заключения и выводы. В данном случае имеет место «ползанье» за источником и умножение числа сущностей без необходимости.
Очень важны для понимания истории Кронштадта список артиллерийского вооружения по состоянию на осень 1894 г., а также схема расположения фортификационных сооружений на косе о. Котлин по состоянию на 1897 г. – этот как раз то, что никогда ранее не публиковалось и оставалось загадкой после прочтения книги Ю.А. Скорикова.
Статья написана хорошим понятным языком, но одна фраза меня привела в полный ступор: «Сами орудия устанавливались на основания из каменной кладки, но в легких казематированных постройках между ними, включавших в себя расходные ниши и укрытия дл яличного состава…». Ну и как орудия могут одновременно устанавливаться на основаниях и в то же время располагаться в постройках между ними? Здесь тоже явный «прохлоп» литературного редактора.
Описывая усиление кирпичных пороховых погребов на Косе бетоном, при котором, в отличие от практики сухопутных крепостей, как российских, так и зарубежных, бетоном усилили только фасадные стены и лишь увеличили толщину земляной обсыпки, автор не указывает причину такого оригинального способа усиления, не затрагивающего своды. Тем не менее, никаких загадок здесь нет – практически до начала Первой мировой войны в составе флотов вероятных противников не имелось линейных кораблей, способных вести навесной огонь под большими углами возвышения. Именно поэтому и усиливали в первую очередь подверженные угрозе настильного обстрела необсыпанные стены, а на все остальное в то время просто не обращали внимания.
Автор подробнейшим образом описывает историю кардинального усиления Кронштадтской крепости предпринятую в 90-е годы.
Интересно, что в начале 90-х годов при разработке общей концепции усиления крепости было принято решение в первой линии укреплений разместить тяжелые мортиры, которые считались наиболее эффективным средством борьбы с броненосными кораблями и орудия среднего калибра, как менее ценные, но способные при стрельбе на большие дистанции повреждать палубы неприятельских кораблей, а длинные пушки большого калибра использовать во второй линии обороны для стрельбы бронебойными снарядами на коротких дистанциях боя, с целью достижения максимального эффекта по бортам бронированных целей. Здесь, вероятно, сказалось общемировое заблуждение о высокой эффективности мортирного огня против движущихся морских целей и боязнь вести бой на дальних дистанциях, как это происходило, к примеру, в русско-японскую войну, поскольку тогда еще не было разработано достаточно эффективных методов управления огнем для таких дистанций.
Интересно, что автором проекта первой кронштадтской бетонной батареи – мортирной батареи № 1 был военный инженер капитан Кухарский – будущий начальник инженеров и Строитель Владивостокской крепости в 1910–1911 гг.
Эту батарею, как мы знаем из книги Раздолгина и Скорикова, запроектировали в виде исключительно сильной батареи с кольцевыми орудийными двориками и сообщениями в видже закрытых галерей вдоль орудийного массива, однако от этого интересного проекта отказались и вернулись к первоначальному варианту, где дворики прикрывались бруствером и траверсами только с боков и с фронта, а со стороны горжи орудия прикрывались лишь земляным валом. В книге Раздолгина и Скорикова батарея описывается, как батарея с кольцевыми двориками, что является самой существенной ошибкой этой работы. По-видимому, у Юрия Андреевича Скорикова не было возможности осмотреть место расположения этой батареи.
В статье подробно описывается, как обсуждался проект усиления крепости комиссией генерала Обручева и местной комиссией, и как в ходе этого обсуждения был принят согласованный вариант, учитывающий мнения всех сторон. Эта часть работы читается, как интереснейший детектив.
Таким образом, к 1897 году в Кронштадте построили Мортирную батарею № 1 на Косе и начали постепенную крупномасштабную перестройку Константиновской батареи, а также разработали общую концепцию усиления крепости, принятие которой позволило развернуть после 1897 года работы в более широком масштабе, о чем автор обещает сообщить в продолжении.
Общая оценка данной статьи, как чрезвычайно интересная, и я очень надеюсь, что весь этот материал после обкатки в виде отдельных статей составит потом предмет для нового фундаментального труда по истории развития Кронштадтской крепости в «бетонный» период. Соответствующая книга была бы очень востребована.
Окончание рецензии следует