Итак, передо мной долгожданная книгаА.В. Кайнарана, А.Л. Крещанова, А.Л. Кузяка, М.В. Ющенко Киевский укрепленный район: 1928 – 1941: (История. Довоенная служба, День сегодняшний. Житомир: Изд-во «Волынь», 2011. Здоровенный «кирпич» в твердой обложке формата A4 (356 страниц), хорошая полиграфия, изобилие обмерных чертежей и фотографий, все это внушает уважение.
Немного нестандартна обложка. Ее украшает рисунок барельефа, типа тех, которые устанавливались на ДОТах, в сером поле, символизирующем бетон, а название книги набрано рубленным крупным шрифтом красным на черном фоне. Обложка вполне имеет право на существование, но на мой субъективный взгляд, какая-нибудь предельно эффектная фотография в качестве ее основы, как это принято в книгах по истории архитектуры и фортификации, была бы уместней.
Книга состоит из восьми глав и приложения. Какого-либо явного «Введения» и «Заключения» она не имеет, что представляется не совсем обычным для такого сорта литературы.
Глава I «Общее развитие теории отечественной фортификации в послевоенный период 1918–1929 гг.» в целом весьма интересна и полезна для понимания системы линейных укрепрайонов, заменившей систему кольцевых фортовых крепостей. Особенный интерес представляют оригинальные материалы, касающиеся бетонных точечных казематированных оборонительных сооружений, строившихся во время Первой мировой войны на австро-германских и русских оборонительных позициях, иллюстрированные большим количеством авторских обмерных чертежей.
В то же время, авторские оценки роли крепостей, в том числе и на Восточном театре военных действий представляются слишком негативными. Так, авторы говорят, что после выхода немцев к упраздненным фортам Варшавы в 1915 г. город не оборонялся и его оставили, однако они почему-то забывают, что это было результатом общего стратегического отхода русских войск с Передового театра военных действий. В то же время, о том, что сохраненные вопреки приказу их уничтожить форты Варшавы сыграли важную роль в кампании 1914 г., когда немецкие войска были остановлены именно на линии фортов, после чего были принуждены к отходу, и Варшава после этого продержалась еще почти год, они не упоминают. А если бы фортового пояса там не было? Неприятель мог сходу ворваться в город и прорваться к мостам, со всеми вытекающими из этого последствиями. Новогеоргиевск в кампанию 1914 г. также сыграл весьма существенную роль, прикрыв мобилизационное развертывание русской армии, аналогичную роль сыграл в кампании 1914 г. и Осовец. Отдельный разговор о крепости Иваногород. Авторы утверждают, что в 1914 г. немцы вышли к его фортам, но и это неправда. Оборону крепости вели на подготовленных по мобилизации передовых позициях. Крепость сыграла исключительно важную роль в Варшавско-Иваногородской операции 1914 г., обеспечив контроль за переправами через Вислу, что в конечном итоге позволило тогда отбросить немцев и австрийцев далеко на запад. В кампанию 1915 г. крепость была оставлена в результате общего стратегического отхода. Оборону крепости Ковно в 1915 г. я бы тоже не рискнул отнести к сугубо негативному опыту, поскольку крепость не была окружена (о чем умалчивают авторы), а ее десятидневное сопротивление также существенно облегчило положение отступавших русских армий. Даже окруженный Новогеоргиевск притянул к себе какую-то часть немецких сил, особенно артиллерию, хотя оборона его в условиях неизбежного окружения была ошибкой. В случае Гродно и Брест-Литовска имели место существенные ошибки русского командования, не использовавшего в должной мере эти крепости для усиления обороны особо важных участков фронта, которые они занимали. О выдающейся роли крепости Осовец в кампанию 1915 г. наверно не стоит даже и напоминать.
Что касается западных крепостей (Франция и Бельгия), то и они отвлекли на себя значительную часть немецких войск и замедлили темпы их продвижения, особенно это касается крепости Париж, гарнизон которой фланговым ударом по обходившим его немецким войскам во многом решил судьбу оборонительных сражений 1914 года (чудо на Марне). Опыт борьбы за Верден также показал чрезвычайную полезность и устойчивость долговременной фортификации.
Так что долговременная фортификация, как таковая, вполне оправдала себя, хотя соображения о том, что крепость может длительное время обороняться изолированно оказались во многом утопичными, и успешная оборона крепостей была возможна только при наличии открытого тыла. Сами форты, как таковые, с одной стороны, показали в ряде случаев невиданную живучесть их конструкций, но с другой стороны – они были слишком дороги и представляли собой слишком компактные цели для неприятельской тяжелой артиллерии. Крепости, безусловно, не сыграли той роли, которая от них ожидалась, но оказались полезными и выполнили весьма важную роль в начальный период войны.
В общем, жизнь потребовала новых фортификационных форм, и они пришли из полевой фортификации, но опыт старой долговременной фортификации также был востребован.
Представляется неуместным отведение значительной части главы теоретических экзерсициям бывших гг. инженеров, конструировавших опорные пункты и целые оборонительные фронты на основе модификации старых фортификационных форм. Проекты были абсолютно нереалистичны по экономическим соображениям и еще в 1914 г. Коханов высмеивал подобное прожектерство, как дискредитирующее инженерное искусство.
«
Нужно, - писал он, - чтобы теория обслуживала практику, а не витала в мире фантазий и грез».
«
Военно-инженерное дело постольку имеет право на существование, поскольку оно действительно служит пособником при защите своей родины, а потому, как бы теоретически ни была обоснована какая-либо фортификационная система, к ней должна быть всегда прикинута мерка фактической выполнимости в наших условиях».
«
Стройные теории, глубоко обоснованные взгляды, логично построенные системы, суждения на неопровержимых данных и мнения, опирающиеся на признанные авторитеты, только тогда имеют ценность в теории военного дела, если практически осуществимы в обстановке нашей суровой действительности. Мир фантазий и грез заманчив, мечтам нет предела, и чем сильнее мысль рвется высь, тем труднее примирить ее с жизнью»
Цит. по:
http://rufort.info/index.php?topic=600.0Я, честно говоря, совершенно не понимаю, зачем все эти умствования, представляющие сугубо специальный интерес, нужно было тащить в книгу о КиУРе, тем более, что они отнюдь не отражали реальное развитие военно-инженерной науки в СССР. В начале 20-х годов в обстановке полной секретности велись достаточно серьезные разработки планов инженерной подготовки театров военных действий, в которых старались учесть как опыт прошедших войн, так и возможности страны, разрабатывались вполне адекватные проекты укрепленных позиций и составлявших их костяк отдельных сооружений, и именно эти разработки, а не публиковавшиеся в открытой печати теоретические фантазии и оказали огромное влияние на концепцию будущих укрепленных районов, как первого, так и второго периода строительства. Надеюсь, что эти страницы подлинной, а не мнимой истории развития военно-инженерной науки в СССР в обозримом будущем найдут своего исследователя-писателя, издателя и, естественно, читателя.
Весьма интересно приведенное в этой же главе описание полигонных опытов 1931 г. по обстреливанию специально построенной долговременной огневой точки, которая сохранилась на Ржищевском полигоне и до сих пор! Ее обмерный чертеж приведен авторами и очень хорошо иллюстрирует отчет об обстреле экспериментальной огневой точки с дальних дистанций гаубичным огнем, который оказался мало результативен и огнем прямой наводкой из 3-дюймовой пушки по амбразурам, который выявил серьезную опасность подставления под прямой неприятельский огонь амбразурных стен.
Однако авторская интерпретация этих опытов выглядит более, чем странно. Не откажу себе в удовольствии процитировать соответствующие фрагменты:
«
В наши дни целесообразность преобладания в советских укрепленных районах фронтальных огневых точек уже много лет является предметом ожесточенных дискуссий… Но при этом в отчете комиссии не было сказано ни слова о том, что фронтальная ориентация амбразур является ошибочной. Пагубного воздействия стрельбы прямой наводкой было рекомендовано избегать не переносом амбразур с напольных стен на стены, обращенные во фланг, а дополнительным усилением амбразурных узлов трехдюймовыми плитами».
Честно говоря, совершенно непонятно, откуда авторы взяли совершенно ложный тезис о преобладании в советских УРах фронтальных огневых точек. Да, это справедливо для УРов первого периода строительства (1928–1937 гг.), но в случае УРов второго периода строительства (1938–1941 гг.) доля фланкирующих сооружений настолько высока, что о столь явном преобладании объектов фронтального действия, как это имело место быть в «старых» УРах, говорить уже не приходится. Коллеги это, безусловно, знают, но допустили явную небрежность, не очертив более четко временные рамки обсуждаемого вопроса.
Но самое интересное даже не это. На той же самой странице авторы пишут:
«
Правда наряду с этим в выводах комиссии есть и такая рекомендация: “учитывая достаточно большую вероятность попадания снарядов в напольные стены и бойницы, необходимо, как правило, не подставлять железобетонных стен и бойниц в них под прицельный корректируемый огонь противника”».
Налицо явное противоречие вывода авторов о непризнании ошибочности подставления амбразурных стен под прямой обстрел неприятеля комиссией, составлявшей отчет, и приведенной цитатой из выводов комиссии.
Таких противоречий лучше было бы избежать, а если авторы по какой-то причине не смогли выработать согласованную точку зрения на какие-то факты или выводы, то было бы лучше не заниматься оценкой этих фактов и выводов вообще, а просто дать их описание без комментариев.
Продолжение рецензии следует
