(почесав затылок)
Подойдет вот такой документ?
Обвинительный акт о бывшем коменданте Ковенской крепости генерале от кавалерии Владимире Николаевиче Григорьеве26 июля 1915 года германские войска начали штурмовать передовые позиции первого отдела крепости Ковно, а 4 августа командующий X армией генерал от инфантерии Радкевич телеграммой, поданной из Гродно в 9 часов, донес главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта, что гарнизон Ковно бросил крепость и в полном беспорядке бежит и что коменданта крепости генерала от кавалерии Григорьева «нашли» около 7 часов утра у Румшишек (12 верст от Ковно), откуда он ехал в Жижморы (25 верст от Ковно). Далее в той же телеграмме значится, что остатки гарнизона представляют беспорядочную толпу, и, по заявлению коменданта, моральное их состояние исключает возможность не только перехода с ними в наступление, но даже и удержание ими какой-либо позиции. Вследствие этой телеграммы комендант крепости Ковно генерал от кавалерии Григорьев был немедленно отрешен от должности и на произведенном затем по сему поводу дознании выяснилось следующее. Ко времени штурма крепости Ковно германцами она состояла из центральной ограды по обоим берегам реки Немана, через который перекинуто было несколько мостов, линии фортов, линии предфортовых охранительных и передовых позиций, разделенных на четыре отдела обороны: на левом берегу Немана — I отдел с фортами № 1, 2 и 3, от дер. Пипле до оврага реки Еси и II отдел с фортами № 4 и 5 от сего оврага до реки Немана против Пожайского монастыря; на правом берегу Немана — III отдел с фортами железнодорожным, № 6 и 7 к востоку от реки Вилии и IV отдел с фортом № 9 западнее реки Вилии, между которой и рекой Неманом расположен город Ковно. В частности, укрепления первого отдела обороны, на который обрушился главным образом удар германской атаки, состояли из линии фортовых укреплений в 7 верст длиной, укреплений охранительной позиции по линии форт Марва — фольварок Януце, Теляицы, Загрода, Марвиль — длиною 11 верст, отстоящей от фортовой линии на одну или полторы версты; передовой линии укрепленных групп Рингвальдишки, Доминиканка, Германишки, д. Януце на расстоянии от 1 до 2 1/2 версты от предыдущей и сторожевой позиции по линии Пипле, Ольшаны, Годлево и Рынкуны в расстоянии от 1 1/2 до 3 верст от предыдущей (длиной 16 верст). Как видно из приказа по крепости Ковно за № 7 от 26 июля 1915 года, гарнизон ее был распределен следующим образом. В первом отделе под общим начальством генерал-майора Транковского — 1-й и 4-й пограничные полки, 6 дружин 96-й ополченской бригады, 2 батальона 495-го полка, 68-й и 71-й запасные батальоны, 2 конные Таурогенские сотни и 6 орудий артиллерии Стрелковой школы. Во втором отделе под начальством генерал-майора [296] Верховского — 5 дружин его 102-й ополченской бригады, 73-й запасный батальон и 1-я рота 72-го запасного батальона В третьем отделе под начальством зауряд-полковника Гейслера — один батальон 496-го полка и 72-й запасной батальон. В четвертом отделе под начальством генерала от инфантерии Лопушанского — по три батальона 493-го и 494-го полков, один батальон 495-го полка, 2 батальона 496-го полка, морской батальон, 14-я ополченская и 3-я Таурогенская сотни, 6 орудий Сибирской скорострельной батареи и 7 орудий 14-й ополченской батареи. В резерве: в п. Понемон (за вторым отделом) — генерал-майор Кренке со 2-м и 3-м пограничными полками; на Горной Фреде (за первым отделом) — полк Стрелковой школы; на Зеленой Горе (на правом берегу Немана) — 3 сотни 10-го конного Рыпинского полка и 7-я Ковенская рабочая дружина. Кроме того, на фронте ф. Эдварис-Елизенталь (по оврагу реки Еси, южнее II отдела) — отряд полковника Воронова из трех дружин 31-й ополченской бригады, 42-й казачьей сотни и 4 орудия 2-й скорострельной батареи для обороны сей позиции и связи со вторым отделом и 3-м Сибирским корпусом, позиция которого начиналась южнее крепости от Люстберга (в шести верстах к югу от второго отдела и одной версте к югу от Елизенталя).
Германцы заняли передовыми постами против четвертого отдела за рекой Невяжей линию Ларе Старые, Бернатовиче, Ежишки (1–1 1/2–2 версты от передовой позиции у Красного Двора) и окопались против первого отдела на линии Дзевальне, Подеришки, Дембово, Дворжишки, Мостойцы, Рашково и Длуга (в 3–4 верстах от сторожевой линии и отдела). Как видно из журнала военных действий и приложений к нему за № 270, 271, 272 и 265, в период времени с 26 по 31 июля против первого отдела атаки вели 261-й, 262-й и 263-й полки резервной германской дивизии и 165-й пехотный полк, а на опрос пленных 1 августа обнаружено появление в окопах третьей линии новых частей (по показанию одних, — 251-й и 254-й, а по показанию других, — 258-й и 259-й резервные полки), части 2-го егерского батальона, 1-го Инстербургского ладштурменного батальона и 1-го драгунского резервного полка. 25 июля германцы делали попытку три раза наступать на фронт Стангвинишки — Таборишки (правый фланг первого отдела), но были отбиты артиллерийским и ружейным огнем и стали окапываться на линии Мостойцы — перекресток железной дороги и Пренского шоссе и деревни Поесе, ведя редкий артиллерийский огонь. В час ночи на 26-е германцы открыли огонь по правому флангу первого отдела, доведя его до ураганного, и в 3 часа ночи пошли на штурм передовых позиций по всему фронту первого отдела от Стангвинишек до Ольшан. Отброшенные к 4 часам утра огнем повсюду, кроме участка Дыгры на высоте 44,6, они заняли только эту высоту, но атакой 498-й дружины были к 5 часам утра выбиты оттуда.
С 10 часов утра и до 8 часов вечера 26-го германцы громили своей артиллерией весь фронт первого отдела, причем сильно повредили форт № 3 и разрушили окопы у Дыгр, после чего штурмом заняли позицию у Дыгр и стали распространяться во фланг и тыл позиции у Доминиканки, но подошедшими резервами были отброшены к Дыграм. В то же время отряд полковника Зеленского (2-я и 7-я Ковенские дружины, 2 сотни пограничников и рота моряков), находясь под перекрестным огнем с обоих берегов Немана и опасаясь обхода со стороны Доминиканки, не выдержал направленной на него с фронта атаки и отошел от Пипле на передовые позиции, но в 4 часа утра выбил германцев из 3-й линии Пипленских окопов.
27 июля прибыл в Ковно 415-й полк 104-й дивизии. В полдень 27 числа 508-я дружина выбила германцев из Кантелишек и Таборишек, но к 2 часам дня пипленский отряд под напором немцев отошел на позиции у Марвы, а с вечера германцы открыли огонь и повели яростные атаки по всему фронту первого отдела. На правом фланге германцы были отбиты при помощи вовремя подведенных резервов, и генерал Кренке контратакой занял потерянную 26-го позицию у Ольшан. На левом фланге первого отдела войска генерала Карпова отошли на охранительную позицию Януце — Ражишки, и контратака здесь не имела успеха; также безуспешна была контратака сего отряда на Годлево и в ночь на 28 июля. Опросом пленных установлено, что за эти три дня противник понес большие потери (журнал военных действий, л. 247). К ночи на 28 июля сильно поврежден был форт № 2, но несколько частичных атак были отражены, и 28 июля противник вперед не продвинулся. 29 июля прибыл в крепость 416-й полк 104-й пехотной дивизии, причем оказалось, что 415-й и 416-й полки были вооружены японскими винтовками и имели по 315 патронов, которых могло хватить, по мнению коменданта, лишь на два дня упорного боя, а в крепости таких патронов не было (л. 250 об. журнала военных действий).
Днем 29-го неприятель открыл по первому отделу ураганный огонь и причинил им большую убыль войскам первого отдела и повреждения батареям. После энергичного ураганного огня днем 30 июля, германцы вечером повели атаку по всему фронту первого отдела, особенно на Доминиканку — Германишки. Штурм повторился в ночь на 31 июля, но немцы были отбиты. Через промежутки в 20 минут штурм повторился трижды, и немцы ворвались в окопы, но были подведенными резервами выбиты из них штыками. Получив подкрепление, немцы в 5-м часу снова бросились на штурм, но были снова отбиты. К этому времени войска первого отдела понесли огромные потери.
Из приложения № 265 к журналу военных действий видно, что уже 29 июля в первом отделе было 2 батальона 495-го полка (700 человек); за ними в резерве — один батальон 493-го полка (700 человек), 403-я дружина (500 человек); за ней в резерве — 504-я и 386-я дружины (800 человек), 404-я и 508-я дружины и первый батальон 493-го полка (всего 1000 человек), имея резервом полк Офицерской школы (1000 человек). От Германишек до Януце — 490-я дружина, 67-й и 68-й запасные батальоны (1400 человек) и за ними резерв: 71-й запасной батальон и 1-й батальон 3-го пограничного полка (всего 900 человек). От Януце по железной дороге — [299] 3-й и 4-й пограничные полки (1800 человек) с резервом в 2 роты 73-го запасного батальона (400 человек) и одним пограничным полком (до 400 человек). Наконец, в общем резерве первого отдела 509-я дружина (800 человек), 2-й пограничный полк (400 человек) и один батальон 415-го полка (800 человек). Во втором отделе — 512-я, 499-я, 489-я и 510-я дружины (3200 человек). В третьем отделе — один батальон 496-го полка и 72-й запасный батальон (1600 человек). В IV отделе — два батальона 490-го полка и один батальон 495-го полка (2400 человек), три батальона 415-го полка (2400 человек) и один батальон 493-го полка (800 человек). Четыре моста у Вершвы охраняли 2 роты морского батальона (270 человек) и в общем резерве у Фреды — 2 батальона 415-го полка и 3 батальона 416-го полка (4000 человек).
В общем войска I отдела обороны, по донесению коменданта, к 29 июля понесли потери от 50 до 75% в людях, а из приложения к журналу № 267 видно, что результатом бомбардировки 29 июля было следующее: на всех батареях были снесены козырьки, закрытия, развалены расходные погребки, подбита 42-линейная пушка и завалены 2-я, 35-я, 36-я, 37-я, 38-я, 27-я и 26-я батареи. Вместе с тем из приложения к тому же журналу № 270 от 1 августа видно, что, по показаниям пленных, потери у них незначительны (15–20–30 человек на роту и только в 166-м полку — до 80 человек на роту), ибо, по их словам, наша пехота не наступала и не задерживала их на одном месте, и потому они наступали, не ведя ружейного огня и прикрывались складками местности. По их же словам, до штыкового удара дело ни разу не доходило, и русские бросают окопы при подходе к ним на 1000 метров.
Вечером с 31 июля на 1 августа немцы перешли в наступление по фронту от Немана до Януце. Две атаки были отбиты огнем, третью атаку отбили штыками подошедшие резервы. В 8 часов утра 1 августа противник опять дважды штурмовал окопы у Доминиканки и занял их. За эти штурмы мы потеряли до 1300 человек. К 11 часам вечера германцы с боя заняли Германишки и, перейдя овраг реки Еси, заняли позицию Павице — Рынкуны — Павице — Погермонек. В 4 часа дня 1 августа противник открыл ураганный огонь и вновь повел атаку на фронт Доминиканка — Загрода, но контратакой полка Стрелковой школы штурм был отбит. Далее журнал военных действий прерывается. По донесениям же 2 августа видно, что в 6 часов утра противник штурмом захватил позиции Доминиканка — Германишки — Януце и Загрода. По донесению начальника I отдела, 7-я Ковенская дружина (батальон 496-го полка) в отряде генерала Кренке, посланная на помощь, бросила оружие и сдалась. Под непрерывными атаками германцев к 4 часам дня войска левого фланга I отдела отошли с фронта Януце — Марвиль. В 6 часов вечера немцы стали прорываться к форту № 2, а к 11 часам вечера 2 августа наши войска отошли на линию фортов. По показаниям командира 96-й ополченской бригады полковника Толбузина, когда немцы стали снимать нашу охранительную линию, обходя ее со стороны Януце, то, кроме двух рот и 7-й Ковенской дружины, сдались части 71-го и 67-го запасных батальонов, а остатки его бригады — дружина 386-я (150 человек), 580-я (около 100 человек), 404-я (около 300 человек) и 490-я (50 человек) — отошли в убежище за фортовую линию. Вслед за сим немцы зашли в тыл фермы Марвы, и из бывших там 403-й и 508-й дружин его бригады и 6-й Ковенской дружины 403-я почти вся погибла, а остальные в ночь со 2 на 3 августа отступили берегом реки Немана (в 508-й осталось 174 человека, а в 403-й — всего 50 человек). По показаниям генерал-майора Кренке, начальника правого фланга I отдела, у него к 3 августа из 9000 человек осталось всего 3000. До 5 часов утра 3 августа крепостная артиллерия его отдела работала энергично; но, по мере того как орудия подбивали, огонь ее все слабел и 3 августа совсем прекратился.
3 августа начальником I отдела вместо генерала Транковского был назначен начальник 104-й дивизии генерал-лейтенант Цыцович. Далее, по показаниям генерала Кренке, на правом фланге I отдела произошло следующее: генерал Цыцович выслал ему в 6 часов утра на помощь 72-й запасный батальон капитана Воронова и один батальон 413-го пехотного полка капитана Бимана. Куда прошел первый из них, свидетель не знает; он только видел толпу человек 300 нижних чинов всего батальона, бежавших в полдень от позиций к центральной ограде. Капитан Биман со своим батальоном занял участок позиции от форта № 1 до реки Неман, но затем донес, что форт № 1 якобы разрушен и брошен гарнизоном, а потому он, Биман, держаться на позиции не может. Ввиду сего свидетель разрешил Биману отходить к центральной ограде и донес о сем генералу Цыцовичу. Но вслед за этим с форта № 1 прибежал к нему телефонист с просьбой поддержать форт, в котором держатся три прапорщика с одним взводом, двумя орудиями и двумя пулеметами; и свидетель направил туда отошедших с фортовой линии 1000 человек с капитаном Биманом и подполковником Питкевичем, о чем и донес генералу Цыцовичу полевой запиской, ибо телефон не действовал. Затем он получил от генерала Цыцовича письменное приказание за подписью начальника штаба полковника Ростовского отходить на правый берег Немана, что его очень поразило, ибо он полагал, что, имея в резерве подошедшие полки 104-й дивизии, войска будут еще отстаивать если не линию фортов, то по крайней мере центральную ограду I отдела.
Приказав войскам своего фланга отходить с линии фортов за реку, он поехал с докладом об этом к коменданту крепости генералу от кавалерии Григорьеву, который приказал ему немедленно занять центральную ограду левого берега. Но по дороге свидетель потерял сознание от только что полученной контузии и был увезен каким-то прапорщиком в деревню Кормилово, где все время находились 8000 новобранцев его пограничной дивизии, из которых только 2000 были вооружены винтовками, да и то без штыков. По показанию полковника Толбузина, остатки дружины его 96-й бригады были отведены на правый берег Немана еще в ночь со 2-го на 3 августа на Зеленые Горы, а оттуда, по приказанию штаба крепости, — в деревню Довальговичи. О том, что делалось на левом фланге I отдела, свидетельствует пограничной дивизии генерал-майор Карпов, который показал, что 2 августа от сдал командование войсками этого фланга генерал-майору Федорову и со своим 4-м пограничным полком занял позицию у Есинского оврага и впереди форта № 3. В 4 часа дня 3 августа он получил приказание (за чьей подписью — не помнит) отвести полк за Неман, что и выполнил еще засветло через постоянный Понемунский мост в полном порядке, а затем согласно полученному приказанию отвел полк в деревню Кормилово построенным в колонны при офицерах. Как отступали другие части, он не знает.
В отношении II отдела обороны начальник его генерал-майор Верховский показал, что немцы только раз пытались штурмовать его укрепления, но были отбиты. Когда же 3 августа неприятель ворвался в I отдел и обошел по берегу Немана позиции II отдела с фланга и тыла, а, кроме того, кто-то за спиной у его дружинников, расположившихся на берегу реки Еси, взорвал форт № 4, то он вынужден был отвести свои войска сперва на позицию к Застанскому оврагу, а затем часть их отошла за Неман по понтонному мосту выше комендантской дачи, часть переправилась на лодках, а часть воспользовалась мостом еще выше по Неману, и затем 3–4 роты собрались к нему в деревню Румшишки. Из приложенного к его показаниям донесения его к коменданту крепости 4 августа из Бичуна видно, что германцы начали наступать на II отдел после захвата форта № 3 в 7 часов вечера 3 августа. По показанию коменданта форта № 4 подпоручика артиллерии Лукина, форт взорван не был, и он находился в нем со своими 20 артиллеристами и 100 пехотинцами (из 200) до 11 часов утра 4 августа, когда, забрав пулеметы и приведя в негодность орудия и боевой комплект и поджегши муку, он на лодках под огнем немцев переправился на правый берег. Он был свидетелем лишь того, как с 8 часов 3 августа, в то время, как он, по приказанию начальника артиллерии отдела полковника Макарова, открыл огонь по 3-му форту, занятому, как ему сообщили, немцами, взорвалась сперва рядом с фортом № 4 батарея № 65, а затем начали взрываться все батареи между фортами № 4 и № 5. В то время ни впереди, ни с фланга форта № 4 нашей пехоты уже не было, и разведкой обнаружена была лишь вправо от форта № 4 у Есинского оврага часть 509-й дружины (отряда полковника Воронова). Эти показания подтверждаются показаниями капитанов Эгдешмана и Кумакова, подполковника Биршерта и полковника Макарова.
Согласно показаниям Макарова, в 9 часов вечера подполковник Биршерт и капитан Эгдешман сообщили ему, что II отделу приказано зарыть жизненные части орудии и отступить в III отдел, после чего будут взрывать мосты. Он передал это приказание на батареи, фортам же приказал защищаться. По показаниям того же свидетеля, вечером 3 августа немцы по занятии в 5-м часу дня 3-го форта, направили свои силы через Есинский овраг на 4-и форт (о чем показывает и предыдущий свидетель) и в обход II отдела в тыл его мимо Наполеоновской горы к горе Лингсма, куда они и вышли к 8 часам вечера; прорыв же фронта I отдела обороны ими был достигнут около 4 часов пополудни 3 августа. По показаниям капитана Кумакова, в 5 часов вечера 3 августа 3-й форт был еще в наших руках, потому что когда около 4 часов пополудни, по приказанию генерала Верховского, открыл по этому форту огонь, то через час получил записку с 3-го форта от штабс-ротмистра Барановского с просьбой не стрелять по форту, так как он находится в наших руках. Это показание подтверждается показанием подполковника Биршерта, а также показанием коменданта форта № 3 штабс-капитана Ласского, по словам которого, после убийственного обстрела этого форта артиллерией II отдела бывшие в нем пограничники и батальон 104-й пехотной дивизии покинули его и ушли в III отдел, а за ними в 6 часов вечера покинул форт и он с оставшимися 5 артиллеристами.
К этому времени 3-й форт был совершенно разрушен, орудия частью подбиты, частью засыпаны. По показаниям полковника Федченко, в полдень 3 августа немцы развили сильнейший огонь по фортовой линии и центральной ограде I отдела, прорвали фортовую линию и частью пробрались за центральную ограду, покинутую нашей пехотой. Артиллерия ограды, которой руководил штабс-капитан Войцецкий, работала до конца, расстреливая немцев в упор, пока они не забрались в тыл ограды. Штабс-капитан Войцецкий был ранен и взят в плен. В 3 часа пополудни 3 августа центральная ограда I отдела пала. Не руководимая начальниками в должной мере, а в некоторых случаях совершенно оставшаяся без офицеров, истомленная многодневными переживаниями от ураганного огня крупнокалиберной артиллерии, от которого не имела никакой защиты, перемешавшаяся и подчас невооруженная или вооруженная винтовками без штыков (показания штабс-капитана Дембского), пехота I отдела к 3 августа потеряла всякую боеспособность и не отступала, а, почти по общему определению свидетелей, бежала в беспорядке за Неман.
Относительно оборудования защиты I и II отделов в инженерном и артиллерийском отношении свидетельскими показаниями установлено следующее. По показаниям командира 96-й ополченской бригады полковника Толбузина (л. 44), бывшего первоначально начальником I отдела обороны, он по вступлении в должность сразу увидел, что некоторые участки требуют выдвижения окопов, чтобы увеличить обстрел и избежать мертвого пространства в линиях охранительных укреплений. Поэтому были вырыты заново окопы у Картишек, Януце, Загрод и Рамышек. Для обеспечения артиллерийских наблюдательных пунктов пришлось заново рыть окопы по линии Пипле, Сангвинишки, Таборишки, Дыгры, высота 44,6, Ольшаны, Годлево и Рынкуны, так как там были когда-то мелкие окопы. Пришлось вырубить лес перед Ольшанами, Годлевом и в тылу Пипле. Однако многое необходимое не было сделано. Не был укреплен Казимиржевский овраг, идущий впереди и вдоль фронта левого фланга отдела, и, как видно из показаний свидетелей и журнала военных действий, им пользовались германцы, скапливаясь в его мертвом пространстве в 300–400 саж. от укреплений охранительной линии. Не были уничтожены отдельные дома и другие постройки перед фронтом укрепления и остались не вырубленными леса, мешавшие обстрелу и служившие укрытием для немцев (показания полковника Федченко — л. 59, генерал-майора Верховского — л. 51, капитана Кузичева — л. 190, полковника Дамича — л. 193 и капитана Штейнера — л. 194). Капитан Кузичев показал, что батареи на линии фортов I отдела были размещены очень близко одна от другой, отчего перелеты и недолеты по одной батарее давали поражения на соседних; прикрытия же для прислуги — землянки, казармы и козырьки — предохраняли лишь от пуль и мелких осколков. Эти землянки были покрыты одним или двумя рядами рельсов и землей; при попадании в них снарядов больших калибров они обрушивались и совершенно раздавливали рельсами находившихся в них людей, так что при сильном обстреле прислугу приходилось уводить с батарей и укрывать в канавах или оставлять на открытом месте.
Бетонных помещений на 3-м участке первого отдела не было. О недостатке бетонных убежищ свидетельствует капитан Штейнер. По показанию капитана Штейнера, окопы были полевого типа и горели от огня противника. По показанию полковника Толбузина, ему пришлось отойти с Ольшанской передовой позиции вследствие того, что в ее окопах загорелись козырьки. По показаниям генерал-майора Карпова (л. 37), козырьки окопов имели приподнятое над местностью положение и, выдавая противнику расположение окопов, облегчали пристрелку по ним. По показаниям подпоручика Флоренского (л. 186), фортовые убежища пронизывались бронебойными снарядами, для прикрытия же прислуги на фортах были бетонные козырьки в 2–3 вершка толщиной, покрытые дерном. По показаниям поручика Захарова (л. 189), землянки в первой и пятой группе 1-го участка I отдела были только на 27-й батарее, а остальные батареи укрытия не имели, и люди прятались под мостом через овраг. По показаниям капитана Селицкого, позиции (передовые) стали укрепляться лишь за месяц до начала боев, и пехота сидела в окопах собственной постройки, лишенных даже проволочных заграждений (л. 197). По показаниям капитана Смирнова, проволочные заграждения были устроены так, что в I отделе их колья свободно ломались немецкими автомобилями, а нижние чины перепрыгивали проволоку (л. 115). Капитан Кумаков показал, что все батареи оборонительной позиции 1-го участка II отдела расположены были на линии фортов тонкой линией, причем большинство тяжелых батарей примыкали друг к другу. Только три батареи были вчерне окончены, а остальные 5 начали строиться 13 июля 1915 года и достраивались уже прислугой орудий. Форт № 4 — кирпичный, бетонированный; батарея № 65 — бетонная; батарея № 4 — кирпичная. Укрытий для прислуги и боевого комплекта не было других, кроме землянок, покрытых бревнами, и ниш. Снарядные погреба протекали и заливались водой. Прислугу приходилось уводить для прикрытия от огня в овраги. Проволочные заграждения были частью из колючей, частью из обыкновенной проволоки, и колья, забитые на 1–1 1/2 фута, были высотой 4–5 футов, а то и меньше, так что через заграждения свободно можно было шагать. Расположенные впереди артиллерии окопы и редуты были чрезвычайно слабого профиля и не связаны ни между собой, ни с тылом ходами сообщений, почему приходилось к ним перебегать по совершенно открытому месту; взаимная поддержка окопов была крайне слаба. В неснесенных постройках перед участками до последнего времени жили обитатели (л. 128). По показаниям подполковника Биршерта, в пехотных окопах пулеметов было мало или совсем не было, несмотря на горький опыт Козлово-Рудзских позиций.
По показаниям полковника Макарова, батареи фортовой оборонительной линии были построены наскоро, исключительно артиллеристами, и только покрытие и обшивка их досками производилась инженерным ведомством. Все батареи были слабого профиля и заплывали в дождливое время грязью и водой. Форты были ниже всякой критики: казармы, убежища и капониры из кирпича, брустверы во многих местах обвалились и сползли вниз, во рвах — железные решетки, затрудняющие их обстрел; контрэскарповые стенки выпучены. Большинство батарей имело малый обстрел впереди лежащей местности, так как находящийся в 1700 саженях перед фронтом лес затруднял целеуказания (л. 168). По показаниям поручика Лукина, в головном капонире форта № 4 от ветхости постройки кирпич сам вываливался из потолка. Вследствие оползней земли с валов из 6 орудий капонира могли стрелять только два, да и то после того, как своими же снарядами разбита была решетка перед амбразурами. В таком же виде были и горжевые капониры. Проволочные заграждения были редки и так узки, что через них люди шагали свободно; колья в них шатались. Козырьки на форте были так низки, что из-под них нельзя было стрелять, а бетонные доски на них были поломаны и треснуты во многих местах (л. 172).
Аналогичные показания дал штабс-капитан Минкевич относительно оборудования укреплений в районе форта № 5 (л 176). По показаниям ряда свидетелей, связь телефонная была только воздушная, которая во время боя постоянно обрывалась, а подземной связи не было, хотя кабеля для этого было значительное количество. Вследствие слабости передовых и сторожевых позиций они были быстро очищены, и тогда артиллеристы, лишившись своих наблюдательных пунктов, остались без глаз. Наконец, освещение впереди лежащей местности по ночам было слабым Эти обстоятельства имели последствием полную неосведомленность отдельных начальников о том, что кругом их происходило, а неосведомленность в свою очередь влекла за собой неоднократные случаи стрельбы по своим, подобные вышеописанному обстрелу форта № 3 с батарей II отдела. О таких саморасстрелах показывает генерал-майор Верховский (II отдел обстрелял отходивших со сторожевых позиций пограничников), прапорщик Богос (какая-то дружина 26 июля у Тылкилишек стреляла по пограничникам днем, а накануне ночью те же пограничные части расстреляны были дружинниками в спину; 25 июля 508-я дружина была обстреляна перекрестным огнем немцев и 490-й дружиной), штабс-капитан Ласский (атака утром 3 августа на форт № 3 ополченцами, в результате которой оказалось, что форт занят не немцами, а своими). Отсутствием телефонной связи объясняется, между прочим, приказание генерал-лейтенанта Цыцовича отступать за Неман, когда II отдел еще не был обойден и даже атакован с фронта, 3-й и 1-й форты еще не были заняты немцами, а на центральной ограде работала артиллерия, находились батальоны его же дивизии, еще не принимавшие участия в бою (показания генерал-майора Кренке, полковника Федченко, штабс-капитанов Минкевича, Гольского и Ласского и других).
Как видно из показаний свидетелей, комендант поста генерал от кавалерии Григорьев знал о недостатках как артиллерийской обороны, так и инженерного оборудования крепости из донесений и докладов начальствующих лиц и при личном объезде крепостных позиций за несколько недель до приближения немцев к крепости (показания полковника Федченко, подпоручика Лукина, генерал-майора Бурковского) и тем не менее не принял должных мер к устранению этих недостатков, леса разрешил рубить лишь перед самым появлением немцев у крепости, лучшую артиллерию крепости (скорострельную) держал без дела на Зеленой Горе и только 29 июля часть ее разрешил поставить на усиление I отделу. Ко всему этому надо добавить, что, по показаниям начальника штаба крепости генерала Бурковского, комендант крепости всю оборону крепости вел единолично, и всякая попытка как свидетеля, так и прочих начальников крепостных управлений проявить личную инициативу или высказать свое мнение, не согласное с точкой зрения коменданта, или встречалась крайне недружелюбно и оставлялась без внимания, или вызывала нарекания и замечания — словом, принималась им как бы за личное оскорбление, так как он, прослужив 15 лет в крепостях, считал себя непогрешимым учителем крепостного дела, не терпел возражений. Предусмотренный (положением о крепости) совет обороны комендантом крепости ни разу не был созван на том основании, что мнение его коменданту не обязательно. Но этим он лишил членов совета возможности открыто обсуждать более важные вопросы обороны и высказывать свое мнение по ним, которое, по закону, должно быть запротоколировано в журнале совета. Точно так же, по показаниям полковника Федченко, заведующего практическими занятиями артиллерии, он, руководитель артиллерии, совершенно был устранен от реального участия в артиллерийской обороне крепости и только 2 августа получил приказание коменданта отправиться в район I отдела для объединения огня этого отдела. Сам комендант вплоть до получения им извещения к 3 августа о том, что войска оставляют I отдел (по его показанию, это извещение он получил от начальника штаба 104-й пехотной дивизии в 12-м часу дня), находился в своей квартире в гор. Ковно, откуда и сносился по телефону с начальниками отделов и начальниками отделов артиллерии, и только раз выехал в I отдел на форт № 3. Таким образом, воочию он не видел ничего и знал о происшедшем в первом отделе только по телефонным докладам.
Спрошенный по обстоятельствам дела относительно событий, происшедших в крепости Ковно 3 августа 1915 года, генерал от кавалерии Григорьев объяснил, что, узнав в 12-м часу дня 3 августа об отходе войск I отдела по мостам за Неман, он приехал к железнодорожному мосту и, встретив там генерал-лейтенанта Цыцовича с его начальником штаба, потребовал от них восстановления порядка в частях войск и занятия позиций на берегу и на высотах за вокзалом и за шанцами, на что начальник штаба 104-й пахотной дивизии заявил, что ввиду данной обстановки (под шрапнельным огнем) это сделать невозможно. После этого и генерал Цыцович, и его начальник штаба скрылись от него, и он один указывал, куда направляться ротам, скорее кучам, чтобы занять берег до моста у Алексот. Растерянные, обалдевшие солдаты исполняли приказания, как автоматы, и, чтобы понудить их к этому, один из офицеров стрелял в своих солдат. Когда берег начал заниматься частью пехоты, а другая ее часть потянулась быстро на позицию у шанцев, он подъехал к телефону и в 2 часа пополудни сообщил о происшедшем генералу Лопушанскому в III отдел с приказанием держаться в этом отделе до последней возможности, а в случае крайности отойти за Вилию в III отдел к форту № 7. Около 6 часов вечера ему начальник штаба доложил, что вся пехота, не выдержав огня, направленного на горы, самовольно оставила III отдел и ушла в тыл; что он, Григорьев, в городе один, ибо в нем нет ни одного солдата, и что все небоевое также самостоятельно покидает город. Тогда, не получая никаких донесений от генералов Цыцовича и Лопушанского, он, приказав артиллерии III отдела оставаться на месте и поддерживать огонь и зная, что мосты через Неман уже разрушены и потому форт № 6 безопасен, решил ехать в сторону форта № 7 к Кормилову, а затем и в другие пункты собирать войска.
В это время генерал Григорьев уже находился не у себя в квартире, а в убежище у Зеленых Гор, куда он переехал по настоянию начальника штаба. Решился же ехать собирать пехоту самолично потому, что толпы нижних чинов не слушались жандармских унтер-офицеров, которых он пробовал посылать, чтобы остановить уходивших, а из офицеров при нем только и были поручик Колюбакин и генерал Бурковский. Обгоняя обозы и кучки пехотинцев, главным образом пограничников, он после тщетных попыток остановить их доехал до Кормилова, где встретил генерал-майора Транковского (начальника пограничной дивизии), которому и приказал задерживать у Кормилова группы отходивших нижних чинов и офицеров, организовать их и войти в связь с генералом Лопушанским, выслать разъезды в Ковно и готовиться к утру перейти в наступление. Оттуда он поехал в Давалговичи, где, по полученным им сведениям, собралась 96-я ополченская бригада. Там он нашел остатки этой бригады 330 человек, из которых не более 100 строевых, совершенно истомленных и к бою не способных.
Узнав от жителей, что отступающие войска двигаются и по дорогам к пос. Румшишки, генерал Григорьев поехал туда По этим дорогам шли тоже группы нижних чинов вперемешку с обозами. Попутно он приказывал им идти к Румшишкам, чтобы там привести их в порядок и поставить на бивак. Там встретил он генерала Верховского и подполковника Грена, отдал письменную диспозицию и указал место для бивака за Румшишками и позиции для арьергарда и отошедшей из крепости полевой и гаубичной артиллерии. Так как генерала Цыцовича он не нашел по дороге к Румшишкам, то, предполагая найти его и остальные войска в III отделе, в районе 6-го форта, он решил было ехать туда к этим войскам, образовав у Румшишек их резерв. Но в 4 часа 30 мин утра 4 августа к нему явился офицер из штаба 34-го корпуса с запиской, в которой говорилось, что командующий X армией требует от него доклада о положении дела. Тогда он решил ехать для этого доклада лично в штаб 34-го корпуса во Владыкино, к аппарату Юза, рассчитывая вернуться оттуда не более как через два часа, к 8 часам утра 4 августа, через Румшишки к форту № 6 и туда же подтянуть отошедшие и отдохнувшие за это время войска. Требование доклада, очевидно, вызвано было его телеграммой, посланной командующему X армией еще до выезда из убежища. Эта телеграмма гласила следующее:
«После 11 дней упорных и непрерывных боев войска гарнизона не выдержали и под сильным артиллерийским огнем разными выходами покинули крепость в направлении Кормилово — Провонишки. Непривычные к крепостной войне начальники разнородных пехотных частей, не усвоив крепостных правил, бросали крепостные позиции. Если удастся, задержу войска на линии Кормилово — Доволговичи — Провонишки, заставлю привести их в порядок и брошу на выручку Ковно, где I отдел находится уже в руках противника. Сношение через Янов. 28001. Григорьев».
Во Владыкино он доложил командующему X армией о положении дел и хотел вернуться к своим войскам, но получил уведомление, что отрешен от командования и что комендантом назначен генерал Лопушанский.
Вышеприведенные объяснения генерала от кавалерии Григорьева, однако, не соответствуют данным, установленным на дознании. Начальник штаба крепости генерал-майор Бурковский показал, что видел коменданта около 5 часов вечера 3 августа, когда он собирался переезжать из своей квартиры в убежище, а затем в 8 часу вечера было получено донесение о прорыве немцев через центральную ограду и об отступлении войск I отдела за Неман, о чем вслед за этим доложил лично, приехав в убежище, генерал-майор Кренке. Тогда комендант передал через начальника штаба 104-й пехотной дивизии генералу Цыцовичу приказание занять опять центральную ограду. Следуя потом за уехавшим из убежища по дороге на Кормилово комендантом, свидетель полагал, что он едет на 6-й форт, где была связь с остальными отделами, но комендант поехал на Кормилово. Лишь в штабе 34-го корпуса стало известно, что не все войска ушли из крепости и что генерал Лопушанский принял над ними командование. Поэтому и свидетели, и другие лица убеждали генерала Григорьева вернуться на 6-й форт, а когда комендант со штабом выехал из Кошедар (штаб 34-го корпуса), то свидетель полагал, что они едут на 6-й форт. Но комендант приказал остановиться в м. Жижморы, мотивируя это тем, что ему надо отдохнуть хоть несколько часов. В Жижморах комендант был арестован и отправлен в город Вильно.
Генерал-майор Транковский показал, что он уехал из I отдела в 5 часов пополудни 3 августа, когда оттуда собирался уехать за Неман штаб генерала Цыцовича. Уже заметно было значительное движение частей войск из I отдела к мосту. В это время комендант подъехал к мосту, но когда свидетель вышел со штабом из казармы, то коменданта у моста не было. Затем он встретил коменданта в Кормилово в 2 часа ночи и тогда слышал, что он поедет на 6-й форт. О том, что комендант собирается утром перейти в наступление, свидетель ни от кого не слышал. Из дивизии свидетеля в Кормилово собралось лишь 800 человек вооруженных; с ними он и остался там, а 8000 новобранцев отправил в 4 часа ночи в Кошедары. В 9 часов утра ему сообщили, что генерал Лопушанский вступил в командование войсками. Дежурный по штабу 3 августа штабс-капитан Карлштадт, комендантский адъютант штабс-капитан Вылажанин, жандармский ротмистр Рек, начальник автомобильной команды прапорщик Фанстиль, комендантские адъютанты прапорщик Губский и поручик Колюбакин и комендантский штаб-офицер подполковник Сидорович показали, что в 10-м часу вечера 3 августа они — частью по личному приказанию коменданта или его начальника штаба, частью, узнав, что комендант выехал на 6-й форт, — отправились туда, где и застали полковника Федченко и много артиллерийских офицеров. Первый из них спросил штабных: «А где же комендант? Мы его ждем уже целый час, и неизвестно, где он». Не дождавшись коменданта, штабные вместе с обозами направились в железнодорожный форт, куда прибыли к 2 часам ночи и заночевали. Туда приехал в 4–5 часов утра помощник старшего адъютанта штабс-капитан Шнеур и сказал, что комендант приказал штабу ехать в Румшишки.
В Румшишки они прибыли в 8 часов утра и там застали коменданта с начальником штаба и всеми офицерами оперативного отделения, интендантом и крепостным инженером. Через 2 часа комендант поехал в Кошедары и, приказав штабу и обозам отойти к Жижморам, куда приехал и комендант в 4–5 часов пополудни 4 августа. Штабс-капитан Шнеур показал, что когда он прибыл вечером 3 августа на 6-й форт, то застал там обозы и офицеров штаба, а также инженеров; связь с фортами еще была, но никто не знал, где комендант. По фортовому шоссе в полном порядке двигались части 104-й дивизии и другие части гарнизона. Все говорили, что приказано отходить, но не могли указать, кто передал такое приказание. Тогда же мотоциклист привез донесение, что железнодорожный мост взорван. Переехав затем к железнодорожному форту, свидетель видел, как мимо него на рассвете прошли части II отдела обороны с генералом Верховским во главе и, кажется, 73-й запасной батальон. В 7 часов утра свидетель приехал в Румшишки, где застал и коменданта, пытавшегося остановить и привести в порядок войска, но они шли группами и в одиночку по нескольким дорогам, и старания собрать их оказались тщетными — большинство разбредшихся частей собралось только на следующий день, 5 августа, в Жижморах.
По показаниям командира 73-го запасного батальона подполковника Грена, когда он встретился в Румшишках утром 4 августа с комендантом, то последний сказал ему, что оставил за себя Лопушанского. Комендант был сильно подавлен и не чувствовал себя начальником, его начальник штаба — тоже. От своего старшего в батальоне капитана он слышал, что когда батальон был еще на Зеленых Горах (около убежища коменданта) и снаряды стали ложиться около людей батальона, то этот капитан с адъютантом поехал к коменданту за указаниями, что им делать (полковник Грен был в это время в Вильно). Комендант тогда собравшимся начальникам на все вопросы только твердил: «Господа, вперед, вперед, вперед». Это показание в последней его части подтверждает прапорщик того же батальона, батальонный адъютант Богос.
Начальник 124-й пехотной дивизии генерал от инфантерии Лопушанский показал, что за все дни штурма он, находясь в IV отделе, никаких сведений о том, что делается в других отделах, из штаба крепости не получал. 3 августа в 3–4 часа пополудни по телефону комендант сказал ему, что дела плохи, но что к 9 часам вечера надо рассчитывать на поддержку атакой 3-го Сибирского корпуса На вопрос же его, какие он может дать ему указания, комендант ответил, видимо, рассердившись: «Какие я вам могу дать указания? Действуйте сообразно с обстоятельствами». Больше сношения он с комендантом не имел, а в половине 9-го часа вечера начальник артиллерии крепости генерал-майор Данилов сказал ему по телефону, что коменданта нет, его не могут разыскать, и просил вступить в исполнение обязанностей коменданта С тем же обратился к нему и крепостной инженер. Когда он через конных ординарцев стал разыскивать местонахождение частей гарнизона и, найдя в Кормилово пограничную дивизию, восточнее форта № 6 дивизию 104-ю, вступил в командование ими и остатками своей дивизии, а именно: двумя батальонами, оставшимися в IV отделе, морским батальоном, бывшим у Алексотского моста, и двумя батальонами своей дивизии, занявшими, по распоряжению коменданта, еще в 3 часа пополудни берег Немана вправо и влево от железнодорожного моста и державшимися там под орудийным и пулеметным огнем немцев с возвышенного левого берега Немана до 4 августа, когда они отошли к форту № 6. Никаких приказаний или диспозиций на 4–5 августа он от генерала Григорьева не получал. К 5 августа его войска расположены были так: на левом фланге от реки до форта № 6 — остатки 104-й пехотной дивизии (в каком количестве, не знает), в центре перед Довалговичами и к форту № 6 — остатки 125-й дивизии (4 батальона по 400 человек в каждом и еще кое-какие части, собранные из отступавших с левого берега Немана), на правом же фланга впереди Кормилово — части пограничной дивизии, две отдельные сотни, шесть сотен Рыпинского полка и три сотни войскового старшины Армейского. Была ли артиллерии при других дивизиях, не знает. Немцы в это уже время переправились через Неман у Алексоты, а может быть, и по железнодорожному мосту, так как в нем взорван был лишь один пролет. Показание это в части, его касающейся, подтвердил генерал-майор Данилов.
Начальник 102-й ополченской бригады генерал-майор Верховский показал, что у Румшишек собралось из его бригады 3–4 роты. В Румшишках он слышал разговор, но не от коменданта, что из II отдела немцы ушли, что туда подходит 3-й Сибирский корпус, что форт № 5 не занят, а туда послан кем-то инженер этого отдела подполковник Врочинский для ознакомления войск Сибирского корпуса с позициями отдела. Из показаний офицеров-артиллеристов I и II отделов видно, что после отхода с фортовой линии пехоты они, испортив орудия, отошли на 6-й форт, где собравшиеся артиллеристы III отдела с полковником Федченко во главе тщетно с 9 часов вечера ждали коменданта на совет для определения, что же делать дальше и как организовать оборону III отдела Не дождавшись коменданта, они с безоружными своими людьми пошли в Жижморы, а артиллерия III отдела осталась на фортовой линии оборонять ее. Эти показания подтвердил подполковник Федченко, добавив, что решение оборонять III отдел он и его товарищи артиллеристы приняли в 2 часа ночи. К рассвету на 6-й форт прибыл генерал Цыцович. Батареи III отдела открыли огонь, так как к ним стали поступать донесения о том, что немцы наступают, а у батарей нет пехотного прикрытия. Генерал Цыцович отдал приказание немедленно выслать для прикрытия батарей пехоту, укрывавшуюся за центральной оградой III отдела. В 6 часов утра прибежал нижний чин с докладом, что на 5-м форте во II отделе находятся 57 артиллеристов с прапорщиком Проктусом и не знают, что делать, так как там нет пехоты. Генерал Цыцович приказал тотчас же послать туда роту, но потом он передал свидетелю полевую записку прапорщика 413-го полка Богдановича, сообщавшего, что, идя на 5-й форт, он встретил артиллеристов с форта, доложивших, что там орудия уже испорчены, замки брошены в колодцы и форт приведен в негодность.
В 2 часа дня 4 августа положение артиллерии III отдела стало тяжелым, так как некоторые батареи расстреляли все снаряды. Об этом генерал Цыцович доложил генералу Лопушанскому по телефону и получил приказание портить орудия и отходить, что и было исполнено, и тогда около 3 часов дня свидетель вместе с генералом Цыцовичем и его штабом выехал в Петрушаны, приказав начальникам фортов держаться до последней возможности. По показаниям прапорщика воздушной батареи Боровитинова, железнодорожный и деревянный мосты через Неман были взорваны лишь в 1 или 2 часа по полуночи на 4 августа. С позиции в III отделе он видел, что на правом берегу наша пехота была уже далеко от берега и отступала. В городе оставались лишь небольшие банды ополченцев и грабили винные магазины. В 7 часов утра немецкая пехота открыла огонь с левого берега по городу, но огнем своих батарей он заставил немцев отойти от берега и спрятаться в лес. Стрелял из двух орудий и, выпустив за час до 600 шрапнелей, он дважды отгонял немцев от берега. Между тем немцы спустились по Веселевскому оврагу к Неману и на 6 лодках, поданных им какими-то вольными, и на 3 лодках, добытых ими у господского двора Марвы, переправились в IV отдел. Тогда в 12 часов 30 минут дня 4 августа он, сняв крепостной флаг и забрав раненых, отошел на 7-й форт. Там люди с форта стали уже разбегаться, и получено было приказание начальника 3-го участка капитана Чередова, по приказанию Домберга, взрывать все и уходить. Двинулся и он, увозя на руках орудия, и 7 августа в 5 часов дня привел полностью 1-ю воздушную батарею в Вильно. Из встретившихся по дороге ополченцев 5–6 согласились помочь его людям тащить орудия, а другие так даже издевались над его артиллеристами.
Эти показания подтвердили в отношении 7-го форта штабс-капитан Рогуля и капитан Смирнов. Показания подполковника Федченко подтвердили капитан крепостной артиллерии Бернацкий и капитан Домберг. Последний добавил, что вечером 3-м числа у него на 6-м форте был генерал Цыцович и по телефону в 8-м часу давал слово коменданту вернуть назад во что бы то ни стало свою дивизию, а затем отправился исполнять это обещание. Потом из комендантского убежища телефонист сообщил, что генерал Григорьев уехал на 6-й форт. Под утро 6 августа генерал Цыцович со своим штабом вернулся в убежище на 6-й форт. В 3 часа дня 4 августа генерал Цыцович, по приказанию генерала Лопушанского, приказал отступать, что и было исполнено артиллерией III отдела По показаниям капитана Заушкевича (начальник 1-го участка III отдела), еще с утра 3 августа, и пехота и артиллерия очистили I и II отделы обороны. Тем не менее, не имея пехотного прикрытия и обстрела на тыл и поражаемый ружейным огнем с тыла с 6 складов (всего 1/2 версты) переправившимися немцами, он отошел со своими людьми лишь 4 августа к батарее № 93, где нашел подпоручика Павлова с пулеметами и противоштурмовыми пушками. Пехоты и там не было. Наступление неприятельской пехоты от 6 складов вынудило их отойти на 6-й форт, который был уже оставлен. С этого форта он, не задерживаясь, в 6 часов вечера 4 августа отошел к железнодорожному форту, где узнал, что управление крепостью находится в Жестяных Бирилюшках, куда он и послал конного с донесением, но тот был остановлен казачьим разъездом, сказавшим ему, что в Бирилюшках уже немцы. С железнодорожного форта капитан Заушкевич со своими людьми (25-я рота крепостной артиллерии) ушел в 11 часов ночи с 4 на 5 августа в Кошедары. Таким образом, рота его была последней ротой артиллерии (да, вероятно, последней частью войск), вышедшей из крепости Ковно (л. 112).
По показаниям начальника 9-го форта IV отдела штабс-капитана Демиденко, он, по приказанию начальника отдела, в 4 часа пополудни 4 августа, испортив орудия и взорвав боевой комплект, отошел с прислугой на Жестяные Бирилюшки. Во время движения видны были пожары 6-го и 7-го фортов. На берегу реки Вилии его встретил в 7 часов вечера начальник IV отдела полковник Баграмов. За весь 1915 год комендант крепости был на 9-м форте лишь один раз в июне или июле, сопровождая начальника Двинского военного округа. При этом он не интересовался обороной форта, а спросил только, для чего стоят бочки с водой, на что свидетель доложил, что эта вода против газов (л. 141). В тетради приложений к журналу военных действий крепости Ковно, помеченной 3 августа, находятся 4 экземпляра приказа № 9 с датой 4 августа 1915 года, Румшишки. По показаниям генерала Григорьева и его начальника штаба, приказ был отдан войскам гарнизона крепости, но, судя по данным дознания, никем, кроме генерала Верховского, не был получен и остался в делах штаба крепости. В этом приказе предписывается расположиться на ночлег авангарду генерала Цыцовича (104-я пехотная дивизия и все конные части и легкие батареи) в районе фольварка Цегемы — Коротевники — Шилины. Главным силам стать: 1) пограничной дивизии — в деревне Владыкино, 2) 102-й и 98-й ополченским бригадам — в районе Жижимор, 3) 124-й пехотной дивизии с полком Офицерской школы, запасными батальонами и всей артиллерией — в Жижморах. Обозам — восточнее Жижмор и штабу отряда — в господском дворе Терлиниках, там же и всем не упомянутым выше частям.
В приложениях к такому же журналу, помеченных 4 августа, находится телеграмма, озаглавленная так: «Разговор генерала Григорьева с командующим армией».
«Генерал Григорьев. — Командующий армией скоро подойдет. У аппарата командующий армией. — Генерал Григорьев. Специально приехал доложить о положении дел. Я в штабе 34-го корпуса получил вашу телеграмму с вопросами: все ли войска гарнизона оставили крепость? Почти все. Может быть, мелкие команды кое-где и остались. Занимавшие III отдел обороны оставили крепость, что я видел по некоторым частям его, встреченным мной сегодня ночью за крепостью. Генералу Лопушанскому предоставил действовать по обстоятельствам, ибо ожидал при канонаде города и окрестностей, что связь с ним может быть нарушена, что вскоре и случилось, прибавив при этом: если под давлением неприятеля войска покинут город, ему представляется покинуть IV отдел, где он имел всего 2 батальона, и уходить тоже по обстоятельствам — или через Зеленую Гору позади 7-го форта, или правым берегом Вилии. Сегодня получил известие утром, что генерал Лопушанский со своими частями был у 2-го перепада железной дороги. 4-й и 5-й форты взорваны; 1-й, 2-й и 3-й разбиты 16-дюймовыми неприятельскими снарядами. Сколько испорчено орудий, мне неизвестно, но знаю: неприятелем подбито много орудий или засыпано, в остальных наверное вынуты замки. Что сделано с другими запасами крепости — сведений не собрал. Ночью было много сильных взрывов. Что с интендантскими не знаю. Гурты скота уведены. Госпитали эвакуированы. Собирая и останавливая отходящие войска, головы некоторых частей я догнал уже в Румшишках, где остановил для приведения всех в порядок и подсчета оставшихся рядов. — Здравствуйте, Владимир Николаевич. Что сталось с секретными ключами и делами крепости? — Все сожжены. — Я вас прошу временно оставаться при штабе 34-го корпуса в видах лучшего сношения с вами. Возлагаю на вас приведение в порядок и устройство расстроенных частей крепости. Части же, сколько-нибудь сохранившие боеспособность, передайте в распоряжение и подчинение командиру 34-го корпуса. В настоящее время я получил руководящие указания главнокомандующего, для приведения которых в исполнение требуется некоторое время, по истечении которого вы получите от меня дальнейшие указания. Может быть, вы найдете необходимым что-нибудь сказать по поводу отданного вам сейчас приказания? — Отступившие от крепости известные мне части расположены на большой привал к востоку от местечка Румшишки, где идет подсчет рядов. Но на ночлег отвожу их в район м. Жижморы и к западу от него, где прошу дать надлежащий отдых после одиннадцатидневного беспрерывного боя (точка все). — Ваши распоряжения я вполне одобряю. Надо принять самые энергичные меры, чтобы накормить людей, в чем вам, вероятно, может оказать содействие интендантство 34-го корпуса. Штаб крепости должен оставаться там, где вы признаете наиболее соответственным при данных условиях (все). Если ничего не имеете еще сказать, то пока до свидания. Желаю вам всего хорошего».
Из имеющегося в деле приказа по крепости Ковно от 23 июля 1915 года за № 116 видно, какое значение генерал от кавалерии Григорьев придавал командному составу крепости. В приказе этом, между прочим, значится следующее:
«По бывшим уже здесь в крепостной борьбе примерам можно утвердительно сказать, что вся сила заключается в начальниках-офицерах и командирах. Если в офицерах и том или другом начальнике погас долг перед присягой, царем и родиной, то кому такие деятели нужны? Они только вред. Кто же покажет пример нижним чинам? Кто ими будет руководить? Удирать с поля сражения, да еще с такой частью, подло, преступно. Кроме опасности быть расстрелянной в спину, такая часть учится лишь бегать от врага, а не драться с ним. Стыдно г-дам офицерам заботиться о своей шкуре, когда царь и родина видят в них оплот нашей богатырской армий. Подумайте об этом все, г-да офицеры и начальники, и докажите, что не в спасении нашей шкуры дело, а в том высоком и великом, что называется родиной».
На основании вышеизложенного генерал от кавалерии Григорьев, 64 лет, обвиняется: 1) в том, что, состоя комендантом крепости Ковно в течение нескольких лет до текущей войны и все время войны с Германией в 1914 и 1915 годах, он своевременно не принял должных власти его предоставленных законом мер к тому, чтобы привести вверенную ему крепость в инженерном отношении в состояние боеспособности и организовать целесообразную артиллерийскую оборону ее, вследствие чего передовые позиции крепости, сооруженные наскоро, оказались слабого профиля, частью без проволочных заграждений, с легко воспламеняющимися от неприятельских снарядов защитными козырьками, без ходов сообщений и без укрытий, в должной мере предохраняющих от огня современной артиллерии. А долговременные профили сооружения фортовой линии оказались запущенными, с оплывшими брустверами, выпученными контрэскарповыми стенками, плохо установленными проволочными заграждениями и без достаточного количества бетонных и других убежищ и укрытий, способных сохранить их гарнизон от огня даже осадных орудий средних калибров. Не озаботился оборудовать крепость сетью подземной телефонной связи, не озаботился вовремя снести постройки перед укреплениями, устроить оборону оврагов и срубить леса, мешавшие обстрелу подступов к оборонительным сооружениям крепости и дававшие укрытие неприятелю. Допустил размещение крепостных орудий на фронтовой линии столь скученно, что это способствовало успешному со стороны неприятеля обстрелу артиллерии крепости и быстрому приведению ее к молчанию; вместе с тем не озаботился снабжением охранительной и передовой линии укреплении достаточным количеством артиллерии и пулеметов. Вследствие бездействия власти с его стороны, при атаке германскими войсками вверенной ему крепости в конце июля и в первых числах августа 1915 года гарнизон крепости, неся огромные потери в людях и материальной части, приведен был в расстройство и вынужден был покинуть I и II отделы обороны, что предусмотрено ст. 142 п. 2, ст. 144 и ч. 2 ст. 145 кн. XXII С. В. П. 1869 г. изд. 4; 2) в том, что 4 августа 1915 года, состоя в должности коменданта крепости, в то время, когда во время боя с германскими войсками часть гарнизона крепости отошла за фортовую линию III отдела обороны к сел. Кормилово, Довалговичи и Румшишки, а часть пехоты и крепостная артиллерия IV и III отделов, оставаясь в укреплениях этих отделов, доблестно вели бой с германцами, заняв I отдел обороны и город Ковно, он самовольно во время боя покинул вверенную ему крепость и войска ее гарнизона и в 9 часов утра 4 августа уехал в штаб 34-го корпуса в с. Владыкино для доклада по телеграфу о положении крепости командующему X армией, имея полную возможность доклад этот сделать через одного из чинов своего штаба. После доклада не вернулся немедленно в район крепости к ее войскам, а остался ночевать около м. Жижморы и таким образом оставил командование без уважительных причин, что предусмотрено ст. 245 кн. XXII С. В. П. 1869 г. изд. 4.
За изложенные преступные деяния генерал от кавалерии Григорьев предан главнокомандующим армиями Западного фронта, согласно высочайшему соизволению, суду особого присутствия Двинского военно-окружного суда в порядке 4 п. 334 и 1347 и на основании ст. 43, 1335, 1368 кн. XXIV С. В. 1860 г. изд. 4. Обвинительный акт составлен 7 сентября 1915 года в г. Витебске. Подлинный подписал и.д. Военного прокурора полковник Колоколов.
Свидетели: 1) командир 96-й бригады государственного ополчения полковник Дмитрий Алексеевич Толбузин, 2) заведующий практическими занятиями Ковенской крепостной артиллерии полковник Николай Дмитриевич Федченко, 3) начальник 102-й ополченской бригады генерал-майор Сергей Захарович Верховский, 4) Ковенской крепостной артиллерии капитан Николай Николаевич Кузичев, 5) той же части подполковник Николай Арсеньевич Дамич, 6) той же части капитан Владимир Сергеевич Штейнер, 7) командир 4-го Неманского пограничного пешего полка генерал-майор Янурий Федорович Карпов, 8 ) Ковенской крепостной артиллерии подпоручик Николай Михайлович Флоренский, 9) той же части поручик Николай Никодимович Захаров, 10) той же части капитан Николай Иванович Селицкий, 11) той же части капитан Николай Петрович Смирнов, 12) той же части капитан Федор Петрович Кумаков, 13) той же части подполковник Федор Владимирович Биршет, 14) той же части полковник Тимофей Петрович Макаров, 15) Ковенской крепостной артиллерии поручик Федор Петрович Лукин, 16) той же артиллерии капитан Александр Федорович Минкевич, 17) 71-го маршевого запасного батальона прапорщик Дмитрий Богос, 18) Ковенской крепостной артиллерии штабс-капитан Иван Иванович Ласский, 19) командир бригады сводной пограничной дивизии генерал-майор Александр Константинович Кренке, 20) Ковенской крепостной артиллерии штабс-капитан Гаевский, 21) начальник штаба крепости генерал-майор Владимир Константинович Бурковский, 22) Ковенской крепостной артиллерии штабс-капитан Константин Константинович Карлштадт, 23) и. д. комендантского адъютанта штаба Ковенской крепости штабс-капитан Александр Ильич Вылаженин, 24) начальник Ковенской крепостной жандармской команды ротмистр Сергей Геннадиевич Рек, 25) начальник Ковенской крепостной автомобильной команды прапорщик Сергей Георгиевич Фанстиль, 26) и. д. комендантского адъютанта крепости прапорщик Иван Максимович Гукский, 27) комендантский адъютант Ковенской крепости поручик Борис Сергеевич Колюбакин, 28) комендантский штаб-офицер штаба Ковенской крепости подполковник Валериан Валерианович Волынцев-Сидорович, 29) 9-й конно-артиллерийской батареи и. д. помощника старшего адъютанта штаба крепости штабс-капитан Александр Константинович Шнеур, 30) командующий 71-м маршевым запасным батальоном подполковник Николай Николаевич Грен, 31) начальник 124-й пехотной дивизии генерал от инфантерии Николай Яковлевич Лопушанский, 32) командир Ковенской крепостной артиллерии генерал-майор Михаил Павлович Данилов, 33) Ковенской крепостной артиллерии прапорщик Александр Константинович Боровишинов, 34) той же артиллерии штабс-капитан Борис Николаевич Рогуль, 35) той же артиллерии капитан Вячеслав Александрович Бернацкий, 36) той же артиллерии капитан Вадим Александрович Домберг, 37) той же артиллерии капитан Георгий Андреевич Заушкевич, 38) той же артиллерии штабс-капитан Федор Владимирович Демиденко, 39) штаба Ковенской крепости генерального штаба капитан Игнатий Иванович Авчинников, 40) состоящий при штабе Двинского военного округа генерал-лейтенант Николай Алексеевич Пашкевич, 41) судебный следователь 2-го участка Мариампольского уезда Ковенского крепостного района Михаил Андреевич Подмешальский. С подлинным верно: Председатель суда генерал-лейтенант Толубаев. И. д. помощника секретаря зауряд-прапоршик Сульнев».
