Спасибо за рецензию и за строгую критику тех ляпов смысловых и оформительских, которые были нами допущены. Обязательно будем её учитывать на будущее!
Далее прокомментирую несколько замечаний уважаемого рецензента, которые стоит выделить отдельно.
Глава I «Общее развитие теории отечественной фортификации в послевоенный период 1918–1929 гг.» в целом весьма интересна и полезна для понимания системы линейных укрепрайонов, заменившей систему кольцевых фортовых крепостей.
В то же время, авторские оценки роли крепостей, в том числе и на Восточном театре военных действий представляются слишком негативными.
Должен отметить, что при обсуждении роли крепостей в Первую мировую войну было сломано множество копий не только историков-любителей, но и профессиональных военных, начиная от офицеров- участников обороны, историков, и заканчивая профессорами-академиками военно-инженерной специальности. Авторам показалось, что будет неуместно уделять этой проблеме место большее, чем было уделено в тексте, особенно если ещё и уточнять особенности общей стратегической ситуации на фронте, как объяснения причин, почему одни крепости оставлены без боя, а другие – нет. Глава ведь посвящена не роли крепостей в ПМВ, а развитию теории фортификации по этому опыту. И рассказывать в книге про КИУР про особенности обороны Ивангорода в 1914 и 1915 году… как-то и правда неуместно.
Любой желающий детальнее разобраться в этой проблеме может обратиться к более целевой литературе. Более важным показалось привести выводы, которые вынуждены были сделать военные из опыта обороны крепостей и вообще опыта окопной войны.
Представляется неуместным отведение значительной части главы теоретических экзерсициям бывших гг. инженеров, конструировавших опорные пункты и целые оборонительные фронты на основе модификации старых фортификационных форм.
Я, честно говоря, совершенно не понимаю, зачем все эти умствования, представляющие сугубо специальный интерес, нужно было тащить в книгу о КиУРе, тем более, что они отнюдь не отражали реальное развитие военно-инженерной науки в СССР. В начале 20-х годов в обстановке полной секретности велись достаточно серьезные разработки планов инженерной подготовки театров военных действий, в которых старались учесть как опыт прошедших войн, так и возможности страны, разрабатывались вполне адекватные проекты укрепленных позиций и составлявших их костяк отдельных сооружений, и именно эти разработки, а не публиковавшиеся в открытой печати теоретические фантазии и оказали огромное влияние на концепцию будущих укрепленных районов, как первого, так и второго периода строительства. Надеюсь, что эти страницы подлинной, а не мнимой истории развития военно-инженерной науки в СССР в обозримом будущем найдут своего исследователя-писателя, издателя и, естественно, читателя.
В данном случае нельзя согласится с мнением рецензента о том, что приведённые «теоретические экзерсисы бывших гг. инженеров» совершенно неуместны в главе книги про КИУР.
Во первых, аж никак это не были фантазии маявшихся от безделия или невостребованности «бывших господ инженеров». Да, все четверо упомянутых «господ инженеров» - действительно бывшие инженеры ещё царской армии. Но в 20-30 годах все четверо – действующие инженеры Красной армии, более того, трое из них – преподаватели Военно-инженерной академии, а Голенкин – вообще был её начальником до 1923 года! Никак нельзя эту четвёрку называть «бывшими». Очень даже они были «действующими». Или военно-инженерная академия была сама по себе, как пристанище престарелых маразматиков, а ВСУ – самодостаточное в своей гениальности учреждение?
Во вторых, разве можно назвать эти теоретизирования такими уж витающими в мире фантазий и грез? Неужели нет ничего общего между идеями Голенкина и реальной практикой постройки укрепрайонов? Между идеями узлов обороны всех четырех теоретиков, и реальными батрайонами того же КИУРа? А позже – узлами обороны и опорными пунктами советских УРов конца 40-х?
Разве не в результате поиска компромисса между предложенными теоретиками типами сооружений, и возможностями практической постройки, родились адекватные проекты сооружений, отсеявшие откровенно неподъёмные или непрактичные идеи? В конце концов…пусть мы и избегнули печальной участи измерения капонира-монстра проекта Хмелькова, но упрощённый вариант огневой точки Белинского всё-таки существует в реальности. А значит – прислушивались к теоретикам, искали компромиссы, пытались реализовать. Понятно, что компромисс происходил примерно в таком виде: «Это конечно хороший проект…только дорогой…и трудоёмкий. А можно – тоже самое, но в три раза меньше, в пять раз дешевле, и…без крыльев?»
В конце концов, во Франции, Чехии, даже и Польше, их разработки сооружений несколько ближе к тем же «Хмельковско-Невским монстрам», что означает о некоем близком пути развития идей. Очень даже допускаю мысль, что будь СССР в 20-х побогаче, настроили бы сооружения несколько понавороченней, чем массовые М1.
И в третьих, период развития идей отечественной фортификации с 1921 по 1927-й очень мало изучен. Где «История развития советской фортификации в межвоенный период»? Не видно пока…мало что знаем про этот период.
Что знают об этом те, кто не так глубоко интересуется тематикой?
Вообще ничего.
Именно поэтому приведён этот экскурс в «теорию 20-х».
Пришлось обратиться к раритетным потрёпанным изданиям 20-30 годов, чтобы найти примеры развития инженерной мысли в тот период. Специальная литература, кстати, а не приложение к журналу «Огонёк». Они дали примеры «теоретиков-академиков», которые рецензент счёл «неуместными», они дали и примеры практики – то, что реально рекомендовали к постройке, например, в 1927 году. Причём видно, что это ещё не ТЕ доты, которые начнут строить всего-лишь через год-два. Извините, но наставление 1927 года демонстрирует довольно простые бетонные, вообще без арматуры постройки.
Нельзя выбрасывать эти «теоретизирования» только потому, что они утопичны. Ибо именно в них развивались идеи, шёл переход от старого к новому, рождалось понимание того, как должна выглядеть новая долговременная фортификация. Несомненно, «секретная разработка» была, в том же ВСУ скорее всего. Но одними «практиками» никогда глобальные разработки не ведутся.
Десяток страниц для того, чтобы читатель имел хотя бы представление о том, как развивались идеи – разве жалко?
Весьма интересно приведенное в этой же главе описание полигонных опытов 1931 г. по обстреливанию специально построенной долговременной огневой точки, которая сохранилась на Ржищевском полигоне и до сих пор!
Однако авторская интерпретация этих опытов выглядит более, чем странно.
Честно говоря, совершенно непонятно, откуда авторы взяли совершенно ложный тезис о преобладании в советских УРах фронтальных огневых точек. Да, это справедливо для УРов первого периода строительства (1928–1937 гг.), но в случае УРов второго периода строительства (1938–1941 гг.) доля фланкирующих сооружений настолько высока, что о столь явном преобладании объектов фронтального действия, как это имело место быть в «старых» УРах, говорить уже не приходится.
Но самое интересное даже не это. На той же самой странице авторы пишут:
«Правда наряду с этим в выводах комиссии есть и такая рекомендация: “учитывая достаточно большую вероятность попадания снарядов в напольные стены и бойницы, необходимо, как правило, не подставлять железобетонных стен и бойниц в них под прицельный корректируемый огонь противника”».
Налицо явное противоречие вывода авторов о непризнании ошибочности подставления амбразурных стен под прямой обстрел неприятеля комиссией, составлявшей отчет, и приведенной цитатой из выводов комиссии.
Таких противоречий лучше было бы избежать, а если авторы по какой-то причине не смогли выработать согласованную точку зрения на какие-то факты или выводы, то было бы лучше не заниматься оценкой этих фактов и выводов вообще, а просто дать их описание без комментариев.
В описании Ржищевских опытов авторской интерпретацией или комментарием можно назвать лишь одну фразу: «Заканчивается рапорт удивительным по своей наивности утверждением: «…рассчитывать же на использование сколь нибудь значительного количества бронебойных снарядов сухопутной артиллерией в обозримом будущем не приходится»».
«Ложный тезис» о преобладании фронтальных ДОТов справедлив лишь постольку, поскольку авторы не указали временные рамки. Поскольку в книге никак не упоминаются УРы второго периода строительства, в которых фланкеры стали играть основную роль, то и временные рамки не указывались. Смею уверить читателей, что авторы отлично знают разницу между УРами первого периода строительства, и УРами второго периода. Но на будущее учтём.
Всё остальное – цитирование отчёта и озвученных в нём выводов, как есть. Нет там интерпретаций авторских. Мы лишь обратили внимание «посвящённых в полемику» на то, КАК видели проблему фронтальников военные в 31 году. А видели они её так: несмотря на полное понимание уязвимости амбразур, обращённых к противнику, не называли в 31 году ошибкой то, что подавляющее число ДОТов строится и ещё несколько лет будет строится фронтальными. Ибо было сие мерой вынужденной – теория опять столкнулась с практикой: теория требовала применять массу фланкеров, практика же говорила «у меня денег только на ДВА дота, а вы хотите закрыть этот участок ПЯТЬЮ капонирами».
И давали рекомендации минимизировать уязвимость фронтальных дотов их посадкой и сочетанием с капонирами и полукапонирами.
Не наши это выводы, а комиссии. К ним и претензии о противоречиях.
Ну и одно общее, пока поверхностное, замечание по содержанию.
Список источников - страница, и вся она практически заполнена источниками опубликованными. …. ссылки упали в угоду технологичности, так сказать.
Тем не менее, глава неприлично короткая, а список источников в конце ее впечатляет почти полным отсутствием ссылок на архивные документы, за исключением дела из РГВА, содержащее материалы проверки УРа комиссией Ватутина в 1937 г.
Ссылок на большинство важнейших фактов, определяющих историю УРа в тексте нет. Так может быть самим авторам и удобней, но проверить авторов их последователям будет гораздо сложнее. Вообще-то основные факты в приличной литературе принято обосновывать ссылками. «Братская могила» допускается только в том случае, если обсуждается какой-то ограниченный вопрос и источников, соответственно мало. В противном случае – это уже не научная литература, а научпоп.
В принципе, книга авторами и позиционирована как «научно-популярная»…причём мы отдельно старались сделать её язык скорее «популярным», чем «научным».
Что касается ссылок вообще. Коллегиальным решением авторского коллектива было решено идти по пути наименьшего сопротивления, отказавшись от ссылок в тексте и приведя в конце просто список использованной литературы. По скромному объёму списка можно сделать вывод, что «для количества» источники туда не тащили.
Не буду утверждать, что это было наше самое лучшее решение, постфактум кажется, что особых проблем создание классического ссылочного аппарата не составило-бы.
Фактологическая часть истории строительства КИУРа написана на основании Акта комиссии 1937 года, где был сделан экскурс в историю строительства. Там же указано, что в июне 1934 года штабом КИУРа были уничтожены все дела, касающиеся строительства КИУРа до 1931 года включительно, а также изрядная часть документации о работах после 31 года.
Найдутся ли «вторые экземпляры» в РГВА – вопрос хороший и на перспективу. Пока написали на основании того, что имелось.
В противном случае книгу пришлось бы подождать ещё …лет.
А мы, как авторы, честно можем сказать - мы не считаем, что наша книга закрыла тему КИУРа окончательно и бесповоротно.
Авторы бегло описывают оборонительные системы Киева с момента его существования, включая Старо-Киевскую крепость, упраздненную еще в начале XIX в., Печерскую крепость и соединяющий их ретраншемент. Они обозначены на карте (стр. 29) римскими цифрами, но в подписи к ней эти цифры отсутствуют. Впрочем, слегка напрягшись можно сообразить, что город Киев, окруженный оградой будет самым большим объектом на карте, Печерская крепость – несколько меньшим, а ретраншемент их соединяющий можно угадать и так. Так что практического значения этот огрех не имеет. В случае карты киевских укреплений второй половины XIX в. Старая Печерская крепость (Цитадель), Новая Печерская крепость, Зверинецкое укрепление, Лысогорский форт ситуация хуже. Можно догадаться, что римские цифры на карте соответствуют порядку перечисления оборонительных объектов, но все дело в том, что объектов перечислено четыре, а на карте их пронумеровано пять, причем номерация не вполне сквозная, поскольку за номером IV сразу следует VI. Честно говоря, я уже в этом компоте разобраться не смог и от коллег желательно было бы получить расшифровку обозначений хотя бы Интернете. Подобная чехарда особенно обидна, поскольку качество схем отличное, но, увы, разобраться в них можно не всегда.
В данном случае была допущена досадная ошибка при вёрстке, вовремя не выявленная.
К рисунку 53 на ст.29 неправильно выведены подписи. Следует читать так: I - Старо-Киевская крепость, II - Печерская крепость, III - Ретраншемент.
К рисунку же 54 на ст. 30. подписи вообще не были выведены.
Должно быть:
I - Старо-Печерская крепость
А - арсенал, К - большая Лаврская колокольня.
II - Зверинецкое укрепление
III - Васильковское укрепление
1 - казарма военных кантонистов, 2 - башня №4, 3 - башня №2, 4 - башня №1, 5 - башня №3,
IV - Госпитальное укрепление
6 - госпиталь, 7 - косой капонир, 8 - северная полубашня,
V - Укрепления северо-западного фронта
9 - башня №5, 10 - понтонные сараи, 11 - казарма жандармского полка, 12 - башня №6, 13 - арсенальские мастерские, 14 - казарма на перешейке, 15 - оборонительные подпорные стенки и Подольские ворота.
VI - Лысогорский форт
Б - земляные батареи.
Авторы описывают также систему полевых позиций, прикрывающих Киев во время Первой мировой войны, построенных в 1915–1916 гг. и в 1919–1921 гг. Удивительно, но авторы не упомянули о том, что система полевых позиций 1915–1916 гг., основные идеи которой и были использованы для выбора рубежей КиУРа, создавалась по руководством известного военного инженера, бывшего строителя Владивостокской крепости в 1911–1915 гг. генерал-майора А.П. Шошина. Эта информация была опубликована в широко известном в узких кругах любителей фортификации сборнике Крепость Россия, Вып. 4 (там есть биография Шошина), доводилась до киевских коллег специально, но вот как-то прошла мимо.
«Мимо» информация о Шошине конечно-же не прошла, но установить, какова же была его фактическая роль в проектировании и строительстве Киевских укреплений, пока что не удалось. Дело в том, что с осени 1915 и до лета 1916 года укрепления строились не только непосредственно перед Киевом, но и южнее, в сторону Канева и даже Черкасс. 2-я партия, которой руководил Шошин, могла строить участок как перед Киевом, так и в 50-100км южнее, что уже не совсем «Киев». Под Каневом, например, в тот же период руководил строительством одного из участков Карбышев. То есть пока не будет точно известно, где именно вела работы партия Шошина, не этично будет приписывать авторство Киевских укреплений ПМВ ему.
Строительство УРа вело УНР-28, которое возглавлял некто Горовников. Какой-либо иной информации об УНР и его инженерах, авторы не предоставили, лишь упомянув, что этот самый Горовников был строителей батарей в Очаковском районе. Честно говоря, здесь вызывает смонения даже правильность написания фамилии. Дело в том, что в 1933 г. нам встретился некий инженер ГАровников, бывший не больше не меньше временно исполняющим обязанности Начальника инженеров РККА и в этом качестве подписавший какую-то бумагу, касающуюся Ворошиловской батареи.
Два упоминания фамилии – в акте комиссии 37 года и статье Каминского в Редуте. И там, и там напечатано именно Горовников. Естественно, ошибка вполне могла быть допущена в Акте. Достоверно же привязать Гаровникова к КИУРу не удалось, поэтому утверждать что это один и тот же человек, пока невозможно.
Не очень понятно, почему пулеметные убежища с защитными характеристиками соответствующими типу М-3 относятся к типу М-2. Это какое-то недоразумение в документах? Или тип защиты у этих малозаметных и потому трудно поражаемых сооружений подняли исходя из этого обстоятельства?
М2 - так в архивных документах.
Авторы подробнейшим образом описывают артиллерийские полукапониры типа Б, вооруженные 76-мм пушками обр. 1902 г. на лафетах Дурляхера,
Орудия образца 1900 года.
Особый интерес представляет описание огневых групп типа «мина» с оголовками типов Б, М-1, М-2, МС, имеющих развитое подземное хозяйство. Этот тип сооружений использовался исключительно в южной части КиУРа.
Две мины в южной части, одна в северной. Ещё одна – в центральной, строго на старом перегибе Ура от северного фаса к южному.
Отдельно коснусь нумерации сооружений. Действительно, с удивлением обнаружил, что мы не указали о том, что в книге использована нумерация сооружений 41 года. Видимо, злую шутку с нами сыграл эффект «само-собой разумеющейся» информации. Дело в том, что именно нумерация 41 года дотов КИУРа является т.н. «общеизвестной», т.к именно её использовали в 1941 году в документах КИУРа периода обороны, она же приводится в мемуарной и т.п. литературе. Эта же нумерация использовалась и в ранее издававшихся публикациях о КИУРе.
Нумерация по номерам батрайонов была до недавних пор практически неизвестна и всплывала лишь в виде отрывочной информации.
В то же время, понятия «нумерация 34 года» и «нумерация 41 года» - относительные. Нумерация 34 года датирована по документам, в которой она приведена. Нумерация же 41-го года встречается уже в акте проверки 1937 года, в котором использованы то старые номера сооружений по-батрайонно, то новые.
