Вот, углядел в книге с короткими воспоминаниями ветеранов "Позывные памяти 41-45" такой фрагмент о службе в БУР:
С 41-го по самый маньчжурский поход мы с японцами жили тихо: не дай тебе шумнуть на границе! Немец и так до Волги дошел, так что не стоит тут раззадоривать еще и япошек.
На дальневосточной службе я был еще с сентября 1939 года. Тянулись до Благовещенска месяц в «пятьсот веселых» телячьих вагонах. Встречали по пути ветеранов Халхин-Гола. Они говорили: «Ребятки, вы к делу опоздали, зря едете». Хвалили военачальника Жукова. А кто такой, мы, темнота, не знали.
В первые дни войны нам сказали: нужны добровольцы в какой-то «бур». На моем родном языке, на коми, это означает «хороший». Ух, я сразу согласился! Оказалось, что нас набрали в Благовещенский укрепленный район. В БУРе, расположенном в нескольких километрах от границы, была большая мощь, способная остановить крупное наземное наступление. Первая траншейная линия — на границе, вторая линия — с инженерными сооружениями и дотами. Боеприпасы в УР мы на себе доставляли только по ночам, остерегаясь волновать японцев. Народу под моим началом было вдвое меньше, чем по штатному расписанию. Возрастом — зеленая молодежь и степенные отцы, которым бы на печке дома лежать, а не сидеть на радикулитных сквозняках дота.
Кормили нас неважно. Налегали на капусту и свеклу. Не голоден, но и не досыта. Ведь мешок брюквы в день не съешь, правильно? Огородничали сами. Домой на Ижму плохого не писал. Оттуда приходили письма, но со строками, вымаранными военной цензурой. Жена устала меня ждать и вышла за другого. Я сильно и не переживал: что ж, ну пусть…
Стреляли близ границы мы только раз. Волки напали на сельское стадо, и старик-пастух прибежал за помощью. Мы и вжарили из «максимов» по волчарам. Попасть не попали, а отвадили. Так вышло и с японцами: пососедствовали с ними, а потом показали им кузькину мать в полный рост, во всю толщину.
