Статья Ю.А. Бахурина о причинах падения Новогеоргиевска. Любезно предоставлена автором.
Военно-исторический журнал. 2008. № 8 С. 71–76.
ПРИЧИНЫ ПАДЕНИЯ КРЕПОСТИ НОВОГЕОРГИЕВСК в 1915 году
В веренице успехов и неудач русского оружия в ходе Первой мировой войны историю падения крепости Новогеоргиевск сложно назвать привлекательной для отечественных учёных. Операция, определённая генералом Э. Людендорфом как самостоятельная в тылу наступающих армий [1] и имевшая, увы, отрицательный итог для русских войск, интереса исследователей также не удостаивалась. Поэтому неудивителен факт появления в зарубежной печати по меньшей мере странных сообщений о сдаче крепости без обороны [2]. Попытаемся вникнуть в суть вопроса, выяснить истинные причины падения Новогеоргиевска в августе 1915 года.
Как известно, в мае 1910 года решением военного министра В.А. Сухомлинова линия обороны на западном театре военных действий была отодвинута в глубь страны на 200 км, и единственным аванпостом на всей её протяжённости остался Новогеоргиевск, хотя ещё в 1880-х годах Главному штабу было ясно, что одним им обойтись невозможно [3]. В задачи крепости ныне вменялось сохранение речных переправ через Вислу и Нарев (при том, что укрепления на них Сухомлинов постановил уничтожить). Это странное решение стало, по сути, откатом в понимании командованием тактических задач и возможностей Новогеоргиевска на целое столетие — к эпохе Наполеоновских войн. Именно императором французов в его планах главной задачей будущим укреплениям Модлина ставилась охрана мостов через Вислу [4].
Оперативная конфигурация Варшавского укреплённого района в течение длительного времени считалась едва ли не близкой к идеалу [5], она способствовала в случае активизации приграничного театра военных действий наступлению и прорыву в глубь территории ряда государств крупных военных формирований. Не случайно ещё В.А. Жуковский образно писал о крепости Новогеоргиевск, которая «как будто летит на Польшу, впивается в неё когтями и жрёт её» [6]. Теперь же эта конфигурация была разрушена.
Комендант крепости генерал от кавалерии Н.П. Бобырь — видный востоковед [7], который приобрёл репутацию мздоимца [8], по определению А.И.Деникина, «неудачный последователь драгомиров-ской показной науки» [9] встретил начало войны на столь ответственном посту, не имея за плечами боевого опыта. Возможности компенсировать свою некомпетентность за счёт высокоподготовленного офицерского состава гарнизона Новогеоргиевска он также во многом оказался лишён — с начала кампании 1914 года офицеры крепостной артиллерии активно переводились в действующую армию [10]. Вкупе с реквизициями крепостных орудий для нужд полевой артиллерии [11] эти меры если и не подорвали, то существенно понизили оборонительный потенциал Новогеоргиевска. Конечно же, по выражению выдающегося военного деятеля и учёного генерал-лейтенанта А.Е. Снесарева, «война... пустила в ход всё то старое, что уже считалось непригодным: сняла с крепостных платформ застарелые орудия» [12]. Однако это образное высказывание не следует абсолютизировать — например, руководитель боевой подготовки личного состава расчётов тяжёлой артиллерии Северо-Западного фронта А.А. Шихлинский пишет в своей книге мемуаров: «...генерал Рузский командировал меня в Новогеоргиевскую крепость с приказанием отобрать там орудия, которые можно было бы вывезти в поле в виде тяжёлой артиллерии. Я там нашёл уже 2 дивизиона, организованные из 6-дюймовых гаубиц современного типа, и оба дивизиона вывел оттуда со всем личным составом» [13].
Казалось бы, при наихудшей обстановке на фронте и прямой угрозе для крепости беспроигрышным выходом из положения является её эвакуация. К несчастью, в районе Новогеоргиевска отсутствовали в необходимом количестве, как надводные переправы, так и линии железнодорожного сообщения.
Полки русской Императорской армии, погибшие в крепости Новогеоргиевск
Наименование полка / Личный состав
58-я пехотная дивизия
229-й пехотный Сквирский полк 23 офицера, 3438 нижних чинов, 3 врача,
3 чиновника, 120 лошадей
230-й пехотный Новоград-Волынский полк 30 офицеров, 3405 нижних чинов, 4 врача, 5
чиновников, 120 лошадей
231-й пехотный Дрогичинский полк 26 офицеров, 3623 нижних чина, 4 врача,
4 чиновника, 120 лошадей
232-й пехотный Радомысльский полк 34 офицера, 3430 нижних чинов, 4 врача,
3 чиновника, 120 лошадей
63-я пехотная дивизия
249-й пехотный Дунайский полк 45 офицеров, 3657 нижних чинов, 3 врача, 4
чиновника, 150 лошадей
250-й пехотный Балтийский полк 56 офицеров, 1246 нижних чинов, 3 врача, 4
чиновника, 114 лошадей
251-й пехотный Ставучанский полк 49 офицеров, 3376 нижних чинов, 3 врача, 3
чиновника, 15 лошадей
252-й пехотный Хотинский полк 48 офицеров, 3771 нижний чин, 3 врача,
4 чиновника, 147 лошадей
114-я пехотная дивизия
453-й пехотный Пронский полк 20 офицеров, 2817 нижних чинов, 3 врача, 5
чиновников, 209 лошадей
454-й пехотный Егорьевский полк 22 офицера, 2518 нижних чинов, 2 врача,
4 чиновника, 209 лошадей
455-й пехотный Зушинский полк 24 офицера, 2879 нижних чинов, 4 врача,
7 чиновников, 117 лошадей
456-й пехотный Новосильский полк 24 офицера, 2657 нижних чинов, 5 врачей, 4
чиновника, 191 лошадь
119-я пехотная дивизия
473-й пехотный Бирючский полк 25 офицеров, 2802 нижних чина, 5 врачей, 6
чиновников, 167 лошадей
474-й пехотный Иртышский полк 22 офицера, 2844 нижних чина, 5 врачей,
5 чиновников, 183 лошади
475-й пехотный Касимовский полк 21 офицер, 2933 нижних чина, 4 врача,
8 чиновников, 161 лошадь
476-й пехотный Змеиногорский полк 20 офицеров, 2915 нижних чинов,
5 врачей, 6 чиновников, 156 лошадей
РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1. Д. 65. Л. 43-51; 200 lat Twierdzy Modlin. Modlin, 2006. S. 114-120. Автор благодарит А.И. Григорова и В.Л. Юшко за предоставленные материалы.
Развитие первых в регионе оставляло желать лучшего на протяжении десятилетий, едва ли не с момента основания крепости. Исправило ситуацию наведение в 1836 году навесного проволочного трёхпролётного моста протяжённостью 88 м через Нарев. Прослужив довольно долго, он был разрушен бурным речным потоком 3 марта (ст.ст.) 1888 года [14]. В это же самое время возведение мостовых переправ в Привислинском крае тормозилось из-за приоритетного развития речных коммуникаций в Средней Азии [15] (рассматривался проект использования предназначенного для работ на Висле мостостроительного материала в наведении мостов через Амударью) и Придунавье.
К августу 1914 года насчитывалось всего 4 сооружения — один для колёсного движения (правда, с возможностью прокладки железнодорожных путей), железнодорожный мост через Нарев и 2 понтонных моста через Вислу — у Плоцка и Влоцлавска, причём оба они подлежали разрушению уже в первые дни мобилизации [16]. Железнодорожная сеть в районе Новогеоргиевска также долгое время пребывала в примитивном состоянии — одна рокадная
дорога от крепости вдоль Вислы до Лукова, построенная в 1868 году [17], в 1907 году «не позволяла ликвидировать отрезанность Новогеоргиевска от всего мира» [18] (по выражению генерала от инфантерии М.В. Алексеева — тогда обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба). А осенью 1914 года германские войска, отходившие из Левобережной
Польши, с целью задержать преследование портили все железнодорожные пути, мосты и переправы [19].
Вследствие этого к началу кампании 1915 года были скорее закономерными ситуации, подобные описываемой в воспоминаниях штабс-капитана 13-го лейб-гренадерского царя Михаила Федоровича полка К. Попова, когда его полку пришлось несколько часов ожидать разрешение на проход по новогеоргиевскому мосту. «Для меня это было совсем непонятно», — справедливо сетовал офицер [20].
Предпринятое Ставкой в 1915 году интернирование еврейского населения из прифронтовой полосы вообще поставило железнодорожное сообщение в Привислинском крае на грань коллапса. К осени лишь за месяц беженцами было захвачено 115 тыс. товарных вагонов. «Русские и еврейские беженцы, как саранча, двигаются на восток, неся с собою панику, горе, нищету и болезни» [21], — эмоционально, но по сути верно вспоминал те события начальник императорской дворцовой охраны генерал-майор Отдельного корпуса жандармов А.И. Спиридович. Поток беженцев, умиравших в пути от истощения, серьёзно осложнил уже наметившийся продовольственный кризис в Петрограде [22]. Вдобавок эта мера ввиду того, что евреи составляли более половины населения Новогеоргиевска и его окрестностей [23] — Новый Двор вообще был населён практически исключительно ими [24], — вызвала резкий всплеск шпиономании с антисемитским уклоном в среде крепостного гарнизона, деморализуя его.
Распространение слухов о бессчётных изменах евреев, их пособничестве немцам, преувеличенные представления о приближавшихся силах противника подрывали боевой дух солдат. Очевидец этих событий припоминает, что отбытие из Нового Двора семейства, содержавшего кожевенную лавку, часто посещавшуюся солдатами, было расценено ими однозначно: «Шпионы, ясное дело» [25].
Шпиономания, обусловленная юдофобскими настроениями, обострилась непосредственно в условиях угрозы крепости со стороны германских сил, однако подогревалась она в течение... столетия, на что косвенно указывает, например, одно из писем Ф.Н. Глинки: «Недавно
изумил я одного выходца из Модлина, рассказав ему, сколько в крепости улиц, сколько ворот, имена тех и других... Наконец, рассказал ему свойства коменданта, его занятия, его связи — даже имя любовницы его! — всё это узнаётся через некоторые посредства...» [26].
Конечно же, укреплённый район неизменно интересовал германскую разведку, особенно в ходе его модернизации [27], но росту шовинизма в войсковой среде иногда способствовало и само Военное министерство. К примеру, за период нахождения на посту военного министра П.С. Ванновского — с 1881 по 1898 гг. — был составлен перечень должностей, на которые не допускались евреи и поляки [28], весьма громоздкий и переполненный разного рода оговорками.
В 1910 году Н.Н.Янушкевич выдвигал предложение изъять евреев из состава вооружённых сил, что, по его мнению, было «возможно лишь при условии совершенного удаления евреев из пределов родины или путём возложения на них денежного налога». Столь радикальные меры обосновывались данными о большом недоборе в армию евреев-новобранцев в 1901 —1908 гг. и о значительном количестве евреев-солдат, сдавшихся в плен во время Русско-японской войны 1904—1905 гг. [29], но были признаны трудновыполнимыми и не получили хода.
С начала войны штабом Северо-Западного фронта проводились мероприятия по привлечению населения Привислинского края к сбору информации о противнике — с этой целью ещё в период мобилизации при содействии штаба стала выпускаться газета на польском языке, освещавшая обстановку на фронте в нужном для русской армии ключе.
Также в уезды рассылались составленные на двух языках воззвания к местному населению с призывом прийти на помощь русским войскам, в том числе и осведомляя их командование о действиях германских сил. Однако одновременно с этим преследование соглядатаев непосредственно в Новогеоргиевске приобретало всё более гротескные и, как правило, антисемитские по духу формы, причём подчас причиной тому были не вполне оправданные действия самого командования.
Приказ войскам укреплённого района, крепости Новогеоргиевск от 27 ноября 1914 года, подписанный Н.П. Бобырем, гласил: «...при занятии населённых пунктов брать от еврейского населения заложников, предупреждая, что в случае изменнической деятельности какого-либо из местных жителей заложники будут казнены» [30]. Позднее, в мае 1915 года, видимо, не удовлетворившись результатами локального проведения такой политики, Ставка отдала предписание практиковать взятие в заложники евреев на всём фронте.
Необходимо сказать, что применительно к Новогеоргиевску и прилегающему к нему району в распоряжении исследователей имеются зафиксированные случаи задержания евреев из числа гражданских лиц «с возмутительными листками», как, допустим, в канун 1915 года в Зегрже [31]. Одновременно с этим, по свидетельству современников, практически отсутствовали ограничения на пребывание в крепости гражданских лиц, например, солдатских матерей, сроком до нескольких недель [32].
В мае 1915 года вышел приказ о воспрещении въезда на территорию крепостей и населённых пунктов Ковно, Гродно, Варшава, Седлец, Брест-Литовск, Люблин, Холм, Ивангород и Львов лицам, не имевшим особого удостоверения об отсутствии препятствий к тому от соответствующего штаба округа на театре военных действий или штаба внутреннего округа [33]. Причины отсутствия в приведённом выше перечне Новогеоргиевска неизвестны.
Подобная непоследовательность в решениях командования крепости никак не могла способствовать успешности предпринимавшихся им мер. Интересен и несколько более ранний эпизод — явка с повинной в окружную Петроградскую контрразведку вернувшегося из плена подпоручика 25-го пехотного Низовского полка Я.П. Колаковского, назвавшегося германским шпионом. Его сомнительные показания стали исходной точкой пресловутого «дела Мясоедова», но поначалу одним из главных в них было якобы имевшее место поручение германского генерального штаба убедить коменданта крепости Новогеоргиевск сдать её за 1 млн рублей [34]. Исследовавший данный вопрос советский историк К.Ф. Шацилло отказывает показаниям Колаковского в доверии [35], но нам следует ясно представлять себе нанесённый ими вред — шпиономания, сотворенный ею образ повисшего над Новогеоргиевском дамоклова меча измены заразили Верховное командование.
Само собой, и в обществе, и на фронте ситуация в дальнейшем менялась лишь к худшему. В результате ещё в конце 1914 года уже по всей империи кочевали слухи о готовности коменданта Новогеоргиевска сдать крепость неприятелю, и пресечь измену удавалось якобы лишь Верховному главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу, примчавшемуся в крепость и собственноручно прикончившему Бобыря [36]. Даже в среде военных мнение о неизбежности падения Новогеоргиевска, судя по переписке добровольно вступившего в авиационный отряд и ушедшего на фронт математика А.А. Фридмана, стало бытовать ещё в мае [37].
Между тем и характеристику войск, стоявших в Новогеоргиевске к августу 1915 года, как «блестящего гарнизона» [38], данную С. Андоленко, приходится счесть идеалистичной. Эти части, а именно 58, 63, 114 и 119-я пехотные дивизии, прежде участвовали в целом ряде полевых операций и были в известной степени изнурены. Осложнил ситуацию и вывод в начале июля из состава гарнизона 10-й Рыпинской бригады Отдельного корпуса пограничной стражи, направленной в Ковно [39], тогда как Новогеоргиевск был прекрасно известен её чинам ещё с 1914 года и мог в случае возникновения угрозы получить в лице пограничников существенную помощь. Оставшиеся для обороны цитадели части были, ко всему прочему, скверно вооружены — винтовки имелись всего у 35 тыс. солдат [40] из почти 90 тыс. гарнизона[ 41]. Один из польских авторов уменьшает это число на 5 000, одновременно с этим сокращая гарнизон Новогеоргиевска до 55 тыс. [42] Однако эти неточности не меняют сути дела, в целом подтверждая правильность вывода о необеспеченности защитников крепости оружием.
Не лучше обстояло дело и с количеством боеприпасов в Новогеоргиевске. По данному вопросу в литературе имеются значительные расхождения. А.И. Уткин пишет о невиданных запасах и превосходных подъездных путях [43], в чём он отчасти солидарен с А.А. Керсновским, также указывающим на якобы имевшиеся в новогеоргиевском арсенале свыше миллиона снарядов, но упоминающим о забитости железных дорог [44].
Позиция указанных исследователей нашла своё отражение в британской историографии [45]. Своеобразно мнение по данному вопросу её представителя Дж. Кига, написавшего, что в Новогеоргиевске накапливались такие количества снарядов, о которых командование крепости не сообщало в Главное управление Генерального штаба [46]. Основанием для подобной точки зрения может быть произведённая в ходе Лодзинской операции закладка на станции Новый Двор артиллерийских складов для частей 1-й армии.
Информация о миллионных запасах патронов и снарядов в крепостных складских помещениях, если вспомнить о «снарядном голоде» на фронтах в это же время, вызывает сомнения, разрешить которые позволяет обращение к первоисточникам. В дневнике находившегося в распоряжении главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала от инфантерии Ф.Ф. Палицына за датой 7 июля имеется следующая запись: «Новогеоргиевск получит гарнизон, и, если окажется возможным, ему подвезут и патроны» [47].
Он же, высказывая мысль М.В. Алексеева, констатирует: «Противник знает, что у нас нет патронов и снарядов, а мы должны знать, что не скоро их получим» [48]. Следовательно, до начала июля положение Новогеоргиевска в плане обеспеченности боеприпасами было бедственным, а если учесть общее ухудшение состояния транспортных коммуникаций, их загруженность, становится понятно, что подвоз столь большого количества тех же патронов в считанные дни был маловероятен. Ввиду этого вывод об аккмулировании боеприпасов командованием Новогеоргиевска выглядит несостоятельным.
Это подтверждается и бытовой заметкой прапорщика крепостной артиллерии М.Н. Герасимова: «Солдатский вестник" распространяет слух о том, что издан секретный приказ расходовать как можно меньше снарядов и патронов ввиду их недостачи» [49]. Дефицит боеприпасов был характерен для всех армий Северо-Западного фронта, что подтверждал в письме сыну в августе 1915 года М.В. Алексеев: «...у меня мало людей, ещё меньше офицеров и ещё меньше патронов» [50].
Несмотря на всё это, в августе 1915 года защитники крепости предпринимали героические усилия по её обороне, пока комендант Н.П. Бобырь не счёл продолжение сопротивления
бессмысленным.
Падение Новогеоргиевска стало пиком трагического «Великого отступления» русской армии в 1915 году. Все вышеперечисленные факторы подрыва обороноспособности крепости: нехватка артиллерии и вооружения вообще, транспортный кризис, недостаточная в ряде случаев компетентность командования и дефицит грамотных офицерских кадров — убеждают в закономерности этой военной катастрофы.
Крушение крепости отразило кризисную обстановку на фронте и состояние армии в целом, что заслуживает особого внимания со стороны специалистов, стремящихся разобраться в глубинных причинах «Великого отступления».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ludendorff E. Meine Kriegserinnerungen 1914-1918. Berlin, 1920. S. 120.
2 Абисогомян P. Роль русских военных деятелей в общественной и культурной жизни Эстонской республики 1920—1930-х гг. и их литературное наследие. Дис. ... магистра. Тарту, 2007. С. 136; Gatrell P. Russia's First World War: A Social d Economic History. Lnd., 2005. P. 20.
3 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846. Оп. З. Ед. хр. 110. Л. 183.
4 Тимченко-Рубан Г. И. Новогеоргиевская крепость // Военная энциклопедия. Т. 17. М., 1914. С. 26.
5 Block I.S. Is war now impossible? Paris, 1898. P. 73; Lecomte F. Guerre d'Orient en 1876-1877. T. 1. Lausanne, 1877. P. 85.
6 Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. М., 1999. Т. 14. С. 193.
7 Наумов Г. В. Русские географические исследования Сибири в XIX - начале XX в. М., 1965. С. 121.
8 Редигер А.Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра: В 2 т. М., 1999. Т. 2. С. 144.
9 Деникин А. И. Старая армия. Офицеры. М., 2005. С. 367.
10 См., например: Высочайший приказ о чинах военных 17 июля 1914 г.; 19 июля 1914 г.; 1 августа 1914 г.
11 В этой связи не вполне объективным представляется тезис о Новогеоргиевске, как «артиллерийском музее», постулированный английским историком H. Стоуном и нашедший поддержку в отечественной литературе. См.: Stone N. The Eastern front, 1914-1917. Lnd., 1998. P. 55; Уткин А.И. Первая мировая война. М., 2001. С. 113.
12 Афганские уроки: Выводы для будущего в свете идейного наследия А.Е. Снесарева. М., 2003. С. 291.
13 Шихлинский А.А. Мои воспоминания. Баку, 1984. С. 112.
14 Sutherland R.J.M. (ed.) Structural Iron, 1750-1850. Aldershot, Hampshire; Brookfield, Vt, 1997. P. 361. В литературе советского периода встречаются иные даты утверждения проекта и постройки данного моста — соответственно 1844 и 1846 гг. См.: Коноров А.В. История строительной науки и техники. М., 1956. С. 41.
15 Marshall A. The Russian General Staff and Asia, 1800-1917. Lnd., 2006. P. 161.
16 Восточно-Прусская операция: Сборник документов. М., 1939. С. 50.
17 Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. Военно-экономический потенциал
России. М., 1973. С. 407.
18 Цит. по: Алексеева-Борель В.М. Сорок лет в русской императорской армии: Генерал М.В. Алексеев. СПб., 2000. С. 247.
19 Зайончковский A.M. Мировая война 1914–1918 гг. Кампания 1914—1915 гг. М., 1938. Т. 1.С. 233.
20 Попов К. Воспоминания кавказского гренадера. 1914—1920 гг. Белград, 1925. С. 81.
21 Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция 1914—1917 гг. Нью-Йорк, 1960-1962. С. 147.
22 Григорович И.К. Воспоминания бывшего морского министра. Кронштадт; М., 2005. С. 242.
23 Cohen C.G. Shtetl Finder Gazetter: Jewish Communities in the 19th and 20th Centuries in the Pale of Settlement of Russia and Poland, and in Lithuania, Latvia. Bowie, (Md.), 1989. P. 63, 64; Levin S., Orbach V. Encyclopedia of Jewish Communities — Poland: Vol. IV: Warsaw and District, Yad Vashem, 1989. P. 216.
24 РГВИА. Ф. 13139. Oп. 1.Д. 199. Л. 4.
25 Герасимов М.Н. Пробуждение. М., 1965. С. 44.
26 Цит. по: Глинка Ф. Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием Отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год. М., 1870. С. 47.
27Николаи В. Секретное оружие кайзера // Воен.-истор. журнал. 1996. № 1. С. 64.
28 РГВИА. Ф. 400. Оп. 5. Д. 1265. Л. 69.
29 Миндлин А.Б. Проекты Объединённого вопросу // Вопросы истории. 2002. № 4. С. 19; Хаген фон М. Пределы реформ: национализм и русская императорская армия в 1874—1917 гг. // Отечественная история. 2004. № 5. С. 44.
30 Документы о преследовании евреев // Архив русской революции. Берлин, 1928. Т. 19. С. 247, 248; Из «Чёрной книги» российского еврейства: Материалы для истории войны 1914—1915 гг. // Еврейская старина. Пг., 1918. Т. X. С. 215; The Jews in the Eastern war zone. N.Y., 1916. P. 53; Pinson K.S. Essays on anti-Semitism. N.Y., 1946. P. 144.
31 РГВИА. Ф. 8389. Oп. 1. Д. 6. Л. 18.
32 Мелентъев М.М. Мой час и моё время: Кн. воспоминаний. СПб., 2001. С. 660.
33 Приказание Верховного главнокомандующего. 20 мая 1915 г. № 37.
34 Айрапетов О.Р. Генералы, либералы и предприниматели: работа на фронт и революцию 1907–1917. М., 2003. С. 69, 70; Соболев Г.Л. Тайна «немецкого золота». СПб., 2002. С. 19, 20; Fuller WC. The Foe Within: Fantasies of Treason and the End of Imperial Russia. Lnd., 2006. P. 134; Wilcox E.H. Russia's Ruin. N.Y., 1919. P. 74.
35 Шацилло К.Ф. «Дело» полковника Мясоедова // Вопросы истории. 1967. № 4. С. 112.
36 Колоницкий Б.И. Воин «старого времени»: образы великого князя Николая Николаевича в годы Первой мировой войны // Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia X: «Век нынешний и век минувший»: культурная рефлексия прошедшей эпохи: В 2 ч. 4. II. Тарту: Tartu Ulikooli Kirjastus, 2006. С. 307.
37 Tropp E.A., Frenkei V.J., Chernin D.A. Alexander A. Friedmann: The Man who Made the Universe Expand. Cambridge, 1993. P. 75.
38 Andolenko S. Histoire de Гагтйе russe. Paris, 1967. P. 358.
39 Orlov V. Kauno tvirtoves istorija /1882—1915. Kaunas, 2007. S. 126.
40 РГВИА. Ф. 13139. On. 1.Д. 199. Л. 10.
41 В соответствии с отправленным за несколько дней до замыкания осады вокруг Новогеоргиевска донесением начальника штаба крепости генерал-майора Н.И. Глобачева начальнику штаба армий Северо-Западного фронта генерал-лейтенанту А.А. Гулевичу гарнизон насчитывал 1027 офицеров, 445 чиновников и врачей и 90 214 нижних чинов. См.: РГВИА. Ф. 2019. Оп. 1.Д. 65. Л. 51.
42 Standziak M. Modlin: obrona twierdzy w 1939 roku. Warszawa, 1970. S. 34.
43 Уткин А.И. Указ.соч. С. 194.
44 Керсновский А.А. История русской армии. М., 1994. Т. III. С. 297.
45 См., например: BestG.FA., Wheatcroft A. War, Economy and the Military Mind. Lnd., 1976. P. 116.
46 Keegan J. The First World War. N.Y., 2000. P. 230.
47 Палицын Ф.Ф. В штабе Северо-Западного фронта // Военный сборник общества ревнителей военных знаний. Кн. V Белград, 1924. С. 314.
48 Цит. по: Португальский P.M., Алексеев П.Д., Рунов В.А. Первая мировая в жизнеописаниях русских военачальников. М., 1994. С. 59.
49 Герасимов М.Н. Указ. соч. С. 47.
50 «Во имя честности, во имя любви к нашей дорогой России». Письма генерала М.В.Алексеева к сыну Николаю // Источник. 1997. № 3. С. 25.