ИЗДАНИЕ
Военно-Технической Академии РККА имени тов. Дзержинского
ЛЕНИНГРАД 1929 М.
Типолитография "СОКОЛ", Нижегородская, улица 1.
Ленинградский Областлит № 40305.
Тираж 200 экз. 2 1/2 л. Заказ 114
Предлагаемая вниманию читателей статья германского генерала в отставке Шварте составляет одну из глав выпущенного, под его редакцией, сборника под заглавием "Die militarischen Lehren des Grossen Krieges" (Военные поучения великой войны). Сборник этот был выпущен в первом издании в 1920 г., т. е. очень скоро по окончании мировой войны. Многое, что было в нем напечатано, отражало на себе свежие впечатления от этой войны и, с этой точки зрения, имело свою ценность; зато, с другой стороны, многое было сообщено на основании непроверенных и не достаточно уточненных данных. С течением времени, многое вырисовывалось в ином свете, чем это казалось непосредственно вслед за окончанием войны, авторам различных статей сборника (а таких авторов было довольно много и среди них были такие крупные литературные силы, как генерал Фрейтаг-Лорингофен, Балк, военный инженер Тепфер и др.) удалось собрать новые материалы и т.д. Это обстоятельство, равно как успех, сопровождавший выпуск первого издания сборника, - привели к тому, что в 1923 году ген. Шварте выпустил тот же сборник втором изданием, в котором многие статьи подверглись коренной переработке и даже были написаны другими авторами.
Статья под заглавием: "Festungskrieg, Feldbefestigung" ("Крепостная война и укрепление полевых позиций"), как в первом, так и во втором издании написана самим редактором сборника и представляет для каждого военного инженера крупный интерес.
Ген. Шварте по образованию своему военный инженер. В довоенное время, вначале 1900-х гг. он был преподавателем и членом Научной коллегии в бывшей германской Военно-Технической Академии. Им тогда еде было выпущено несколько специальных трудов по фортификации, создавших ему репутацию большого знатока крепостного дела. Затем он служил в одном из отделов Военного Министерства, а во время войны занимал одну из ответственных должностей в полевой армии. По окончании войны, Шварте вышел в отставку генерал-лейтенантом и занялся сначала редакторством упомянутого выше сборника, а затем и выпуском, под своей редакцией, общеизвестного ныне немецкого журнала - "Heerestechnik".
Крупная эрудиция автора статьи и большой интерес последней по содержанию ее уже в первом издании заставили нас в 1921 году познакомить с ее содержанием наших военных читателей в выходившей тогда военной газете: "Вестник милиционной армии" (См. NN 17, 18, 19-20 за 1921 г.) в статье, озаглавленной: "Взгляды немцев на значение крепостей по опыту Мировой войны".
Во втором издании ген. Шварте, как и другие авторы сборника, совершенно заново переработал свою статью: одни вопросы изложил под несколько иным углом зрения, другие дополнил новыми данными, освещенными архивными справками, а иные, наоборот, сократил. В общем, та же статья получила совершенно иной объем и трактовку. Это обстоятельство, а также то, что газета "Вестник милиционной армии", прекратившаяся изданием, является ныне библиографической редкостью. и потому не все могут прочитать вышеуказанную нашу статью, знакомящую с сущностью статьи Шварте, побудили нас полностью перевести последнюю во втором ее издании и сопроводить настоящим предисловием и некоторыми подстрочными примечаниями.
Отметим здесь же наиболее кидающиеся в глаза различия между статьями автора, помещенными в первом и во втором изданиях сборника.
Во-первых, в настоящей статье более четко, чем в прежней выявлены роли бельгийских крепостей, особенно - Антверпена, с котором Шварте говорит определенно, что, хотя "Антверпен пал до истощения всех средств для борьбы, но он оправдал свое существование".
Затем, в новом издании несколько иной оттенок придается Шварте значению знаменитой "толстой Берты" - 42 см. германской мортиры. В первоначальной редакции автор хотя и говорил, что после ошеломляющих успехов ее против бельгийских крепостей и французской крепости Мобеж, под Верденом действие ее вызвало некоторое разочарование, во все же стоял на том факте, что как будто бетонные достройки снарядами этой мортиры везде пробивались и целыми оставались только нижние этажи казарм, устроенные в скале тоннельным способом. Во втором издании редакция несколько иная: "снаряды 42 см. мортиры не обнаружили своего первоначального (т.е. надо понимать того, которое имело место против бельгийских крепостей) действия на фортах Манонвилье, Дуомон, Во и Вашеровиль" и что "при обследовании разрушенных тяжелыми мортирами фортов оказалось, что хотя особенно хорошо ложившиеся снаряды и производили сильные повреждения, но новейшие постройки из железобетона и специального бетона не разрушались".
В первом издании автор в своей статье хотя несколькими словами обмолвился о русском Осовце, говоря, что у этой "крепостцы" в сентябре и октябре 1914 года местные условия помешали германской тяжелой артиллерии использовать свое действие, и потому бомбардировка оказалась безуспешной. Но что помешало немцам взять эту "крепостцу" в 1915 году - он все-таки не говорил. Во втором издании автор об Осовце почему то совсем умалчивает, даже в том месте, где перечисляет оставленные нами крепости Ивангород, Варшава, Брест-Литовск и Гродно, неправильно говоря - будто они "пали без серьезного сопротивления", тогда как фактически они "были эвакуированы распоряжением Верховного Командования даже без попытки оказывать какое-либо сопротивление", кроме Ивангорода, который вел борьбу совместно с полевой армией и поставленную ему задачу выполнил, после чего и был эвакуирован. Но об Ивангороде автор не говорит, как и об Осовце, почти ровно ничего, кроме того, что в 1914 г. "Гинденбурговское наступление, исходившее из Силезии, докатилось до сферы действия Ивангорода и Варшавы и разбилось о контратаку выходивших из обоих крепостей значительно превосходящих русских масс, которые могли быть подготовлены под защитой их наружных укреплений". О действиях под Ивангородом в 1916 году - ни звука, хотя, в конце концов, о русских крепостях в этот период Шварте говорит, что они "выполнили свою задачу" удержания германского наступления настолько долго, на сколько это было необходимо для отступления русской полевой армии за Буг.
Краткие абзацы о борьбе за Новогеоргиевск в новой редакции более точно согласованы со сведениями, приводимыми в официальном издании германского Государственного Архива - "Die Froberung von Novo-Georgiewsk" Франца Реттага, вышедшем в 1921 году. ("Завоевание Новогеоргиевска").
К сожалению, очень мало, в сравнении со статьей первого издания, говорит Шварте о Вердене, хотя к 1923-ьему году материалов по Верденскому сражению появилось в печати достаточное количество. Все же и здесь автор указывает, что - "Если крепость когда-нибудь доказала свое право на существование, так это было со стороны Вердена ".
В конце концов и в настоящей своей статье Шварте остается прежним апологетом крепостей: "Решающее влияние крепостей", говорит он, "и даже крепостей устаревших, на боевые операции не исключаются и в будущем", но... в устройство крепостей автор, конечно, вносит известные изменения.
Вопрос укрепления полевых позиций связывается автором с крепостным строительством и изложен в настоящей статье несколько более сжато, чем в первом издании. Отметим здесь же, что в упоминавшейся выше нашей статье, напечатанной в
"Вестнике милиционной армии" за 1921 г., этот вопрос нами затронут не был.
В 1927-м году ген. Шварте выпустил новый сборник, под своей редакцией, под заглавием: "Kriegstechnik der Gegenwart" ("Военная техника современности") где в V-м разделе, озаглавленном "Pioniertechnik" (Пионерная техника) и составленная инженерным подполковником в отставке Вабницом (Wabnitz), целая глава (6-ая) трактует о крепостном строительстве и крепостной войне ("Festungsbau und Festungekrieg").
Так как эта глава составляет как бы естественное и притом более современное развитие некоторых крепостных вопросов, которые лишь частично были затронуты в статье Шварте, то мы считали полезным приложить в конце последней и перевод упомянутой статьи Вабница, полагая, что раз она прошла через редакцию Шварте, то не противоречит и его современным воззрениям на данные вопросы.
В заключение считаем необходимым отметить, что весь перевод сделан очень близким к оригиналу: никаких пропусков и перефразировок, если не считать некоторых сглаживаний фраз, трудно передаваемых дословно в русском переводе, не допущено. Слог в некоторых местах тяжеловатый, во он в точности отражает слог германского автора.
Наиболее яркие места текста, которые вам хотелось подчеркнуть для наших читателей, мы выделили курсивом, сговорив это в подстрочных примечаниях.
Влияние и воздействие крепостей, имевшие место в войнах новейшего времени, зависели от многих факторов: от правильности оперативной мысли, заложенной в основу их постройки, от гениального и энергичного выполнения этой мысли полководцами и от той энергии, с которой коменданты исполосовывали войсковые силы, входившие в состав крепостей и их гарнизонов, во время боевых операций в оборонительном или наступательном смысле. Воздействие, которое ожидали от крепостей, надежды, которые на них возлагали, были в различных государствах совершенно различны. Проблема обороны страны играла при организации вооруженной силы народа необыкновенно крупную роль. Воззрения, вложенные в основу укреплений, были и есть бесконечно различны также, как и психика народов в отношении их способностей к вооружению. Таким образом, каждая система обороны страны совершенно индивидуальна; она только тогда может оправдать все ожидания, если она применена к особенностям страны. Географическое положение, ее политика по отношению к другим и прежде всего к соседним государствам, психические и этические силы, которыми преисполнен народ и которые выражаются в вооружении, в организации армии и в мощи на море, - влияют на систему обороны страны в той же мере, как цели и связи внешней политики и чувства мощи и силы государственных органов, воплощающих народ и им руководящих.
Сильное различие этой проблемы находит внешнее свое выявление в оценке крепостей в рамках предусматриваемого способа ведения войны; чем сильнее помощь, которую сулят себе от них, тем больше их число, тем сильнее их устройство; чем больше этическое предрасположение в чувство силы влечет к наступлению, тем меньше оценка крепостей, тем меньше их количество. Если в прежние войны влияние крепостей не всегда отвечало этим основам, то это происходило большею частью от того, что полководец обороняющейся стороны не включал их в свои решения или от того, что руководство атакующего сумело уклониться от их воздействия. Если последнее было возможно, то это показывает, конечно, что система обороны страны не находилась в согласовании с прочими факторами устройства армии.
Ход войны 1866 г. совершенно остался без влияния крепостей. Война же 1870/71 гг. во второй своей половине полностью управлялась крепостями. Полевое фортификационное искусство имело в обоих войнах лишь ничтожное значение.
В русско-турецкую войну болгарский четырехугольник крепостей имел сильное, но отнюдь не решающее влияние, наоборот — полевые Плевненские укрепления все время сильнейшим образом влияли на обстановку.
Еще острее выявлялась эта перемена влияния в русско-японскую войну. Порт-Артур имел большое значение, как опорный пункт для флота и вызвал на атом основании даже атаку с сухого пути; собственно же на операции (исключая приковывания значительных сил) крепость не влияла. Напротив того, полевке укрепления достигли необыкновенных размеров и значения; уже тогда война порою была позиционной. Наконец, в Балканскую войну 1912 г. Адрианополь, благодаря ожесточенному сопротивлению, сделался сильно, но не решающим образом, ощутительным, в то время как полевым способом построенная Чаталджинская линия остановила болгарское победоносное шествие вплотную перед Константинополем.
Эти изменившиеся против прежнего влияния были, конечно, взвешены во всех государствах, но не в полном объеме оценена в своих последствиях для будущего. В прежних войнах выводили сильное влияние фортификационных сооружений из временных и местных, этических и культурных условий, среди которых им приходилось играть роль, и отказывались почти повсюду от возможности подобных же явлений в Европе. Правильна ли была эта почти общая малая оценка всех крепостных сооружений, — могла решить только большая европейская война.
Мировая война действительно вынесла это решение, но не в том смысле, как ожидала большая часть критиков. В первые годы войны воздействие крепостей было столь сильно, что они продолжительнейшим образом, порою даже решающим образом, влияли на боевые операции. Если позднее полевые укрепления, во всяком случае построенные не испытанными еще никогда доселе техническими способами, — и получили господствующую роль в ведении войны, то это было только следствием всех условий, при которых разыгралась борьба противников. В настоящее время не возможно обсуждать могут ли в будущем повториться эти основные положения. Критик может строить свои выводы только на фактических данных войны и должен их держаться до того момента, когда решительные перемены числе и роде вводимых в дело сил и средств выявят также и перемену в воздействии укреплений, Крупные наступательные операции 1918 г. может быть и могли бы дать толкование в этом смысле; однако им содействовало так много факторов невоенного характера, что не вызывающее возражения суждение ныне было бы еще не возможно. Впредь до изменения, по опыту мировой войны, военно-инженерное искусство должно считаться боевым элементом, оказывающим самое сильнейшее влияние. Останутся ли при этом и на будущее достигнутые для воздействия формы или вынуждены будут обратиться к другим новым, только во время войны развившимся, формам, вызываемым ныне еще не достигшими своего конца средствами борьбы, - это вопрос второстепенного порядка. Что перемена в этом отношении возможна, — это вполне вероятно: на это указывает постепенное сглаживание различия в силе постройки и в тактических формах: прежнее резкое разделение между долговременным, временным и полевым способами возведения исчезло почти совсем, по скольку на это не влияет недостаток в людях и материалах.
Для того, чтобы можно было обсуждать влияние крепостей на ход войны, необходимо сначала сделать краткую характеристику систем обороны государства.
Германия в уповании на свои силы и в духе всего воспитания армии, установила себе способ ведения войны, основанный на идее политической обороны, но стратегического и тактического наступления даже и при оборонительной войне. Весь комплекс условий, при которых она жила и должна была сражаться, делал необходимым такой способ ведения войны.
Система обороны западной границы ограничивалась первоначально немногими большими фортовыми крепостями, усиленными соответственно в течение тех лет, когда делала успехи техника вооружения (Мец, Страсбург) и опиралась во второй линии на сильный водный барьер Рейна (Майнц, Кобленц, Кельн). Только когда обширное и продолжительное увеличение вооруженных сил Франции, мощная постройка ее железнодорожной сети на северо-восточной границе и общественное настроение позволяли сделать верный вывод о ее наступательных намерениях, Германия, в качестве противомеры, продолжила наружные фланги своего оборонительного фронта от Диденгофена но Кенигсмахерна и через Ней-Бризак-Истейн до Туллингена и тем самым добилась надежного примкнутия к соседней стране.
На востоке у Германии не доставало поддерживающей водной преграды. Там поддержкой должны были служить Познань (на Варте), Торн, Грауденц и Мариенбург (на Висле) и Кенигсберг. В последние годы перед войной они были усилены в соответствии с длительно усиливавшейся боевой подготовкой России; прочие же крепости на востоке (Бреславль, Глогау, Кюстрин) новейшим требованиям не отвечали. Крепостей-застав, исключая малой устаревшей крепостцы Бойен, на востоке совершенно не было; препятствия между Мазурскими озерами, едва характеризуемые, как полевке, должны были оставаться недействительными.
Завита Австро-Венгрии против России ограничивалась фортовыми крепостями Краков и Перемышль; выдвинутые перед левым флангом и серединой фронта, они прикрывали большие дороги, ведущие из России к собственно оборонительному фронту Карпат. Они были в свое время выстроены по образцу прусских крепостей, но позднее не были модернизированы.
Против Италии главные пути сообщения преграждались значительным количеством отдельных укреплений (блокгаузами, редюитами, батареями и пр.), выделанных в Альпийской скале при помощи брони и бетона; они были большею частью построены в течение двух последних десятилетий и производили впечатление новых.
Франция, после войны 1870/71 гг. возвела на северо-восточной границе мощную систему обороны страны. Примыкая к большим крепостям-лагерям — Вельфору, Эпиналю, Тулю и Вердену, все пути наступления между Швейцарией и Бельгией прикрывали многочисленнее, хорошо выстроенные и искусно расположенные форты-заставы. Так как Бельгия, казалось, принимала на себя дальнейшую защиту северной границы, то здесь ограничились Мобежем, Лиллем и несколькими старыми небольшими крепостями-заставами или фортами (Лонгви, Монмеди, Живе, дез'Айвель и т.д.). Позади этой первой линии следовали в качестве второго крепостного фронта Безансон, Дижон, Лаон, Лангр, Реймс, Ля-Фер и, в качестве центрального редюита, в третьей линии — Париж. При необыкновенно большом количестве крепостей, должны были ограничиваться лишь строго необходимыми усилениями; в качестве совсем новых рассматривались — Бельфор, Туль-Нанси, Верден и отдельные важные форты-заставы (Манонвилье, Лиувиль, д'Арш и т.д.), равно как некоторые укрепления Мобежа. Работы по усовершенствованию решительно продолжались и после того, как с доведенной до наивысшей степени вооруженной силой страны росли возможность и воля к наступлению.
В тесном согласовании с военным договором между Францией и Англией, Бельгия предоставила полностью на службу своих союзников свои пограничные крепости Льеж и Намюр, так что они могли служить для удлинения французского боевого фронта до голландской границы. В качестве центрального редюита и входных ворот для английской помощи был обращен в величайшую крепость в мире Антверпен и именно в отношении своего расширения, которое было в вопиющем противоречии с государственными средствами и может быть понятным только ври абсолютном обещании французской и английской помощи. Форты Намюра и Льежа считались вполне хорошими, а оконченные постройкой незадолго до начала войны укрепления Антверпена, -как вполне новые.
Россия скомбинировала на своей западной границе оборонительную систему укреплений подобно Франции. Примыкая к построенным по прусскому образцу фортовым крепостям Ковно-Гродно (на Немане) и Новогеоргиевск-Ивангород (на Висле)1), ряд крепостей и фортов-застав, зачастую состоящих из нескольких укреплений, образовал на Неманском и Бобр-Наревском участках сомкнутый боевой фронт. Брест-Литовск на Буге был центром этой системы, расположенным во второй линии.
Против австро-венгерской границы Луцк, Дубно и Ровно2) образовали прикрытие для предположенных там к постройке войсковых позиций.
Намерения русского войскового командования относительно наступления и формы ведения войны в последние десятилетия были подвержены многократным колебаниям, невыгодно отражаясь и на постройке крепостей. Дело зашло даже так далеко, что построенные в первое десятилетие XX-го столетия, далеко выдвинутые вперед форты Варшавы, в 1912 году были взорваны, о чем, конечно, в Германии и не знали3). Однако крепости Ковно, Гродно, Осовец и Новогеоргиевск могли рассматриваться, как современные.
Во всех государствах, прежде всего во Франции и особенно в России, в согласовании с крепостями была построена железнодорожная сеть, таким образом, что она повсюду могла с полной уверенностью отвечать требованиям обороны страны4).
Существовавшие системы обороны государств являлись повсюду известной величиной. С ними должен был считаться, как руководитель обороны, так и руководитель атаки. Каким бы порядком они не вводили их в свои решения, крепости должны были или все же могли оказывать сильнейшее влияние на ход боевых операций, так как по словам фельдмаршала графа Мольтке "единственно стратегическая задача крепости является руководящей для оборону страны. Крепости приобретают свое полное значение только в связи с операциями армии." Эта оценка, выявляясь белее или менее остро, была сделана также и в наставлениях крупных военных держав, но выявить их полное влияние было трудной задачей для считавшихся с ними войсковых руководителей.
Первая задача, которая должна была быть одинаково разрешена во всех государствах крепостями — обеспечение мобилизации и прикрытие сосредоточения, была ими выполнена.
Опасным, казалось, выполнение этой задачи в Восточной Пруссии, благодаря расположенным вплотную к границе сильным, русским кавалерийским дивизиям, от которых ожидали прорыва озерных преград и дальнейших разрушений железнодорожных линий. Опасным оно было также в Бельгии в виду преднамеренно неожиданного нападения на Льеж и находившейся в связи с этим переброски вперед кавалерийских масс правого крыла германской армии.
Быстрый прорыв пограничной защиты русской кавалерии не удался; но столь же мало удалась и германской кавалерии вынужденная переправа через Маас, у которого подстрекаемое правительством население, опираясь на Льеж, воспрепятствовало переправе на несколько решительных часов. Мобилизация и сосредоточение 8-й армии в Восточной Пруссии могли быть произведены планомерно. В Бельгия, когда последовало нечаянное нападение на Льеж, мобилизация была уже почти окончена; первоначальное крушение нечаянного нападения воспрепятствовало немедленному германскому наступлению, не дав ему беспрепятственно закончиться. Бельгии, конечно, было отказано в намерении сосредоточиться на самом Маасе и, опираясь на крепости, задержать германское наступление до подхода французских и английских армий. Все же бельгийское сосредоточение было передвинуто лишь незначительно к западу.
Свою дальнейшую задачу, заграждая сходящиеся к ним главные пути сообщения, препятствовать германскому наступлению столь долго, пока союзники успеют провести свои операции, — Льежу и Намюру выполнить не удалось, так как они быстро пали под стремительной германской атакой. Причиной этого быстрого падения было не ошибочное их расположение в общей системе бороны страны, а неверное тактико-техническое выполнение боевой позиции и сильное несоответствие между количеством и величиною обороняемых сооружений и незначительной силой имевшихся в распоряжении войск. Крепость может продолжительно обороняться лишь тогда, когда ее гарнизон соответствует боевому фронту, заданному линией укреплений. Для бельгийской армии это условие не было выполнено; сознание этого привело к отказу от застройки и обороны промежутков между фортами и тем служило предварительным условием для внезапного нападения на Льеж и ускоренной атаки Намюра. Как в Антверпене, так и в Маасских крепостях ошибочное расположение может быть объяснено лишь уверенностью в скорых и достаточных иностранных подкреплениях. Полевые поездки офицеров французского генерального штаба в Маасскую долину в довоенное время и английские военные приготовления на французской и бельгийской территориях подкрепляют этот взгляд.
Необходимость атаки и быстрого падения обеих крепостей входили в германский операционный план.
Как Шлиффен, так и Мольтке ставили предварительным условием счастливого исхода войны быстрое решение на Западе. Оба полагали невозможным достигнуть этого фронтальной атакой длинного, сильно укрепленного французского фронта между Базелем и Маастрихтом. Единственную возможность они видели в уклонении от Верденских укреплений и южнее путем, если нужно, насильственного вторжения через Бельгию. Найденное в этом вторжении основание для объявления войны англичанами было лицемерным предлогом, в его выборе, однако, влияние крепостей на решение полководца выявляется в столь решительной важности, как ни в одной, пожалуй, из прошлых войн.
Только одно такое рассуждение, только опасение найти и без того уже более сильную французскую полевую армию опирающейся на Фронт крепостей и неуверенность в исходе атаки ее решили германский плач войны.
То, чего французы добивались в свое время постройкой длинной укрепленной линии, — того и достигли: она принудила направиться германское наступление в намеренно оставленный промежуток между Эпиналем и Тулем, равно как севернее Вердена. Наступление 6-ой и 7-ой армий в Шармские ворота ("Trouee de Charmes") началось после победоносного оборонительного сражения в Лотарингии. В направлении на второй промежуток наступала главная масса германской армии, проходя левым крылом к северу от Вердена, мимо него. В виду недостаточной ширины этого прохода союзное войсковое командование заключило, что германское правое крыло должно было распространиться через Бельгийскую территорию, почти до Мааса. Этому соответствовало и германское сосредоточение. Безграничною неожиданностью было затем, конечно, распространение германского наступления до голландской границы.
И далее, после этих первых успехов, крепости французской восточной границы оправдали свои задачи5). Под их защитой происходили наступления в Верхний Эльзас и в Лотарингию; под их защиту отступали разбитые французские армии и были обеспечены от германского преследования. Против Бургундских ворот и преграждавших их крепости Бельфор преследование не продолжалось далее границы: для наступления на Бельфор нахватало средств.
Преследование 6-ой и 7-й армий привело к атаке форта-заставы Манонвилье; в тяжелых боях были преодолены водные участки рр. Мерты, Мадон и Мортань. Но затем сила атаки ослабла, когда отступившие в крепость-лагерь Туль-Нанси французские силы стали наступать с укрепленной линии — Гран-Куронэ против правого фланга 6-ой армии. Для атаки позиции Нанси не имелось сил я средств; 6-ая армия отступила на германскую территорию: крепость6) Туль-Нанси также оправдала свое существование.
Германская атака линии фортов-застав между Тулем и Верденом привела к славному боевому делу — захвату штурмом форта Кам-де-Ромэн и переправе через Маас у С.Миэля. Однако, заложенные в этом первоначальном успехе шансы не могли быть никогда использованы потому, что атака фортов Лиувиль, Ле-Парош и Тройон оборвалась до решения ее, а для более позднего выполнения ее не хватало сил. Таким образом, хотя линия Маассхих фортов временно и была серьезно угрожаема, все же затем она в течение четырех лет оставалась сильно обеспечивающей фронтовой линией правого французского крыла. Выступающий далеко к западу (к С. Миэлю) угол германского фронта, удерживавшийся по хозяйственно-техническим соображениям (рудники Брие, доменные печи в Лотарингии), оставался необыкновенно угрожаемым, вызывавшим прорыв, участком фронта, против которого повторно велись сильные, опиравшиеся на Туль, Верден французские атаки, успешно окончившиеся, в конце концов, в 1918 году.
Таким образом, крепостной фронт Бельфор — Эпиналь — Туль — Верден выполнил свою задачу.
Сильный опорный пункт французского восточного фронта Верден вызвал, в качестве дальнейшего продолжения своего стратегического влияния, также радикальные мероприятия. Исходивший во время сражения у Лонгви из укрепленного района удар, направленный на левый фланг 5-й армии, привел к временному кризису и очень ослабил успех этого сражения. Далеко выдвинутые вперед укрепления Вердена взяли под свою защиту отступавшие французские соединения. Исходившая от них угроза флангу принудила оставить для обеспечения перед северным я западным фронтом несколько корпусов (V-ый рез. корпус, VI-й рез. корпус, XIII-ый арм. корпус и части XVI-го арм. корп.). Таким образом, Верден, как далеко выдвинутый вперед к северу опорный пункт, продолжал оказывать ощутительную угрозу в то время, как 5-ая армия наступала за Аргонны, в южном направлении, и особенно, когда она, вследствие Марнского сражения, должна была отступать. Что тогда против нее не последовало никакой атаки — может быть объяснено лишь тем, что французское командование ни в Вердене, ни южнее его не располагало для этого никакими силами, так как все имевшееся в руках было передвинуто на западное крыло.
Когда армии на Западе должны были перейти к позиционной войне, Верден остался угрожающим исходным пунктом для французского наступления против всех германских тыловых сообщений. Эта угроза была до того невыносима, что она вызвала со стороны верховного германского командования решение к атаке, которая началась в феврале 1913 г., принесла крупнее, но не решительные успехи атакующему, но затем после десяти месяцев тяжелейших боев и необычайно больших потерь закончилась сильной неудачей. Верден до конца, оставался для французов решающим мощным фактором и тяжело ощущаемой преградой для германского верховного командования. Если крепость когда-нибудь доказала свое право на существование, так это было со стороны Вердена7).
После падения Льежа и Намюра бельгийским дивизиям, вследствие быстрого германского наступления, не удалось соединиться с союзными силами. Они были оттиснуты к Антверпену. Не смотря на это изолирование и не смотря на сильное несоответствие между их численностью и значительным протяжением фортовой линии, которую они хоть сколько нибудь достаточно занять, вообще, не могли, они все-таки из крепости оказывали необычайное влияние на боевые операции. Постоянно в решительный для общего положения момент, они, по приказу Жоффра, производили энергичную вылазку против тыловых сообщений 1-ой армии; расположение Антверпена близко от ее правого фланга в высшей степени благоприятствовало этим вылазкам. Германские линии подвоза подкреплений на столько были угрожаемы, что верховное командование должно было прежде всего выделить против крепости сильный охранительный отряд войск. Во время боев за переправу через Самбру (24.8.14), во время Марнского сражения (с 9-го по 13-е сентября 1914 г.) и боев при Ройе и за Маасские форты (25.9.14.) бельгийская армия в составе 5-ти пехотных дивизий и 2 кавал. див. предприняла наступление в восточном и юго-восточном направлениях, так что прикрывающие войска, ядром которых был III-ий рез. корпус, смогли отбросить нападавшего на фортовую линию только по усилении случайно находившимися в железнодорожной перевозке силами. Но каждый раз у фортовой линии германское преследование останавливалось. Чтобы окончательно исключить угрозу из Антверпена, Верховное командование, не смотря на крайнее напряжение всех сил, должно было решится на атаку8).
Крайне ограниченные средства принудили к прорыву открытой силой самого труднейшего участка, который бельгийцы могли собою заградить фронтально всеми дивизиями, так как для угрозы всем прочим фронтам ген. Безелеру не хватало сил. Несоответствие между протяжением фронта и недостаточным гарнизоном ни к чему не привело. Упорная со стороны германцев воля к победе привела к успеху, хотя противник, опиравшийся на форты и стоявший позади затопленной низменности реки Нэт, и превосходил численно. Ужасное психическое угнетение, исходившее от Льежа и Намюра, производило свое воздействие и здесь; ни одно долговременное укрепление (не взирая на полную безопасность от штурма) не удержалось до штурма; при этом 75% фортовых орудий были пригодны для действия. Антверпен пал до истощения всех средств для борьбы, но он оправдал свое существование.
Тем временем и укрепления на франко-бельгийской границе вызвали на себя атаку; даже маленькие, совершенно устаревшие — Лонгви, Монмеди и Живе исходившим от них преграждением тыловых путей сообщения дали себя почувствовать как трудные преграды. Лонгви, во время сражения того же имени приковало к себе 3 пехотных полка и артиллерию, которые в противном случае содействовали бы облегчению кризиса (см. выше).
У Монмеди дело до борьбы не дошло, потому что комендант со всем гарнизоном произвел вылазку, которая привела к их уничтожению.
Перед Живе была оставлена усиленная дивизия, которая ее и взяла, но, благодаря этому, прибыла слишком поздно для решительного вступления на Марне.
Атака Мобежа произошла при ненормальных условиях. Гарнизону, состоявшему из 40, 0009) территориальных войск, были противопоставлены значительно ему уступавшие, слабо снабженные артиллерией и боевыми припасами, германские резервные войска. И здесь одно лишь вступление тяжелейшей артиллерии и минометов и исходившее от них психическое угнетение смогло привести к быстрому падению крепости, только слабо наблюдавшейся с трех сторон.
Вызванное этими явлениями малое доверие к силе сопротивления старых построек привело Жоффра к решению отдавать эти укрепления без боя. Реймс, Лаон, ля-Фер, Кондэ, дез'Айвель, Гирсон, Мольд, Флин, Куржис в борьбу не вступали. И Париж при дальнейшем германском наступлении должен бы быть отданным. Поворот I-ой армии к юго-востоку и изменение обстановки не допустили довести до этого. Но Париж был чудовищным операционным базисом, где могли соединиться подвозившиеся с итальянской границы, из Эльзаса и Лотарингии дивизии и изготовиться для флангового удара против правого германского крыла армии. И до конца Париж продолжал оказывать сильнейшее влияние в качестве абсолютно надежного, мощного резервуара позади левого крыла французской армии.
Бельгийские и французские крепости, не смотря на частично современное устройство, пали после сравнительно короткой атаки, — однако лишь после того, как оказали на операции сильное, даже решительное влияние. Они связывали во время Марнского сражения очень крупные силы и столь продолжительное время, что их недоставало на месте большого значения (Антверпен — III-ий и IX-ый рез. корпуса, Мобеж — VII-й рез. кор.; Живе — 24-я рез. див., Верден — V-ый и VI-ой рез. корпуса, XIII-ый арм. корпус и части XVI-го арм. корпуса и так далее); если бы эти значительные силы принимали там участие в боях, то, не взирая на гибельную отсылку нескольких арм. корпусов на восток, решение, а вместе с тем, конечно, и исход войны были бы иными10).
На восточном фронте в 1914 р. до активного участия русских крепостей дело не дошло. C широкого укрепленного фронта Ковно-Новогеоргиевск последовало русское наступление в Восточную и Западную Пруссию, а из Ивангорода-Луцка-Дубно — наступление на Австро-Венгрию. Разбитые армии отступали за укрепления, не допуская туда преследовать слабые германские силы. Гинденбурговское наступление, исходившее из Силезии, докатилось до сферы действия Ивангорода и Варшавы и разбилось о контратаку выходивших из обеих крепостей значительно превосходящих русских масс, которые могли быть подготовлены под защитой их наружных укреплений. Из Новогеоргиевска и примыкавших к нему Наревских застав вырывались наступления, которые зимою 1914/16 гг. должны были снова отгонять германские войска назад на границу.
Если до лета 1915 г. русские укрепления оставались исходными воротами для наступлений и позициями, принимавшими на себя отбитые войсковые части, то в боях против армии Гальвица, когда она перешла в наступление, они выступили в теснейшей связи с полевой армией. Ударное наступление Макензена до Львова и его левый обход угрожал русскому западному фронту на его фланге, северному фронту и линиям подвоза в тылу. Великий князь Николай Николаевич пытался, чтобы не быть принужденным отдавать Польшу, избежать этой опасности, подводя против Макензена подкрепления со всех фронтов. Германское верховное командование искало окончательного решения, назначив армию Гальвица для прорыва Наревского фронта. Расположенные в виде предмостных позиций на северном берегу реки, выдвинутые вперед укрепления неоднократно давали возможность русским производить внезапные контратаки против сражавшихся здесь германских войсковых частей; только падение этих укреплений, отказавших под действием германской тяжелой артиллерии, дало германской атаке свободный путь через Нарев.
Вместе с этим положение русской армии и всей укрепленной системы было критическим. Что, не смотря на это крепости с принятыми ими в себя полевыми войсками, могли, по всей вероятности, оказывать длительное и упорное сопротивление, — в этом русский верховный главнокомандующий должен был быть уверен. В конце концов же, по истощении всех продовольственных и боевых средств, они изнемогли бы, если бы он их перед тем не выручил. Но по-видимому, он знал невыполнимость подготовки необходимых для этого сил. Отсюда вытекло его решение оттянуть за Буг полевую армию и все подвижные боевые средства крепостей и отдать последние, после того, как они, при ничтожнейшем снабжении, удерживали бы германское наступление на столько долго, на сколько это было бы необходимо для отступления. Решение, наверное, было необыкновенно тяжелым, но, при создавшихся условиях, оно было единственно правильным. Забота о крепостях не должна никогда останавливать решения командования.
Русские крепости эту задачу выполнили. Лишенные значительных запасов снаряжения они, конечно, лишь короткий срок могли оказывать сопротивление скоро веденной мощной атаке союзников. Только Новогеоргиевск обладал полным снаряжением и мог бы сказать сильное сопротивление. Если он сдался уступавшей ему в численности и составе насильственной атаке, то этому могло содействовать сознание в невозможности получить никакой помощи; может быть, не взирая на соответственно незначительные материальные повреждения, этому содействовало также энергичное моральное воздействие германской тяжелой артиллерии.
Так пали Ивангород, Варшава, Новогеоргиевск, Брест-Литовск, Ковно, Гродно; большею частью поистине скудные цифры добыч показывают, что продолжительная их оборона не входила в план русского верховного командования11).
Румынская крепость Бухарест была очищена без борьбы, конечно, по тем же основаниям.
Итальянские преграждающие укрепления сдавались под мощью австро-венгерских мортир всегда одновременно с разыгрывавшимися вблизи них боевыми действиями, не оказывая на них продолжительного влияния.
В противоположность неприятельским крепостям, германские крепости едва себя проявляли. Единственное укрепление, которое действительно вступило в тесное боевое соприкосновение с противником, — это была малая преграждающая крепостца Бойен, дважды успешно отбившая попытки русской атаки и запиравшая главную дорогу между Мазурскими озерами, а также усиливавшая разделение сил 1-ой и 2-ой русских армий во время сражения под Танненбергом.
Сильное влияние оказывал также Кенигсберг, хотя до боевого соприкасания с 1-ой русской армией дело и не дошло. Когда после нерешительного боя под Гумбиненом, германские дивизии прервали борьбу, русское войсковое командование имело в виду наступление на Кенигсберг. При наступлении на Запал, как раз оттуда Ренненкампф боялся сильной угрозы его флангу. Он в столь сильной степени привлекал его внимание, что Ренненкампф даже не думал о подкреплении 2-ой русской армии, которая была уничтожена под Танненбергом.
Германские крепости на Западной границе не входили совсем в непосредственное боевое соприкосновение с противником; но они весьма значительно влияли на его решения. Страсбург-Фесте Имп. Вильгельм II оперативно отделяли наступавшую на Мюльгаузен 1-ую французскую армию от центра; так как французы отказались от атаки укреплений Меца-Диденгофена, то средняя группа была этими крепостями отделена от левого крыла, т.е. главной массы союзников. Угроза, которой боялись от Меца левому крылу 2-ой французской армии, без сомнения, дала повод лишь к медленному продвижению последнего; но оперативное использование в широком масштабе со стороны германцев здесь не имелось в виду.
Если кронпринц Вильгельм под конец, благодаря угрозе левому крылу от флангового удара, и привлек из Меца все способные к наступлению силы, то на этом влияние крепостей сказалось столь же мало, как и на посылке Гинденбургом гарнизонов Торна, Кульма, Грауденца, когда дело шло о решительном сражении в Восточной Пруссии. Военачальники выслали бы все необходимые войска, даже если бы эти пункты и не были укреплены. Но что дело дошло до такой крайней мерк, — это указывает на германский взгляд, что крепость не должна требовать обращения никакого внимания на нее самое. Наоборот, когда 5-ая французская и английская армии вели тяжелые бои к востоку и к западу от Мобежа, то ни коем образом не было сделано попытки атаковать эту французскую крепость.
Во время отступательных маршей 1918 года, перестроенные в германские крепости бельгийские крепости-лагери, а также Мец и Страсбург, вследствие перемирия, в дело уже более не вступали. Но во время войны сам Антверпен для крайнего правого крыла, а Мец и Страсбург — для левого крыла были с выгодой использованы, как большие крепости-склады, находившиеся вплотную позади фронта.
Гораздо сильнее боевые операции коснулись Австро-Венгерских крепостей. Краков, не взирая на другие свои задачи, был сильным необходимым полюсом для внутреннего крыла союзнических войск.
Из больших крепостей-лагерей Кракова и Перемышля австро-венгерская армия вела наступление в Польшу сначала одна, а затем в связи с Гинденбурговской 9-й армией. Оба раза они представляли для армии первую сильную поддержку при отступлении. Но Перемышль был слишком выдвинут вперед от Карпатского вала для того, чтобы он мог оставаться в непосредственной связи с утвердившейся здесь полевой армией. Все же он связывал вначале 3-ю русскую армию, а позднее, после временной выручки, II-ую русскую армию, так что этих значительных сил не хватало в Карпатах, где они вероятно сломили бы последнее сопротивление ослабевших австро-венгерских армий. Когда Перемышль, после храброй обороны, пал, то он мог приписать себе крупный успех, заключавшийся в замедлении русского наступления на столь продолжительный срок, пока удалось обеспечить базис для прорыва у Тарнова-Горлицы.
С укреплениями Кракова русские армии в борьбу не вступали. Но во время сражений под Краковым и Ченстоховым крепость служила мощной поддержкой вплотную позади фронта и своей готовностью предоставить все необходимые силы приняла могучее участие в победном исходе этих сражений.
Если еще раз свести воедино данные боевых операций с крепостями или под ними, то отсюда вытекает нижеследующий вывод для будущего:
Крепости в первые годы войны, благодаря их влиянию на решения военачальников и на ход боевых операций, заставили себя почувствовать необычайно сильно, и много раз прямо-таки решающе. Они в сильнейшей форме доказали свое право на существование даже тогда, когда они своим устройством не отвечали современному действию артиллерии. До самого конца войны не обнаружилось никаких указаний, которые делали бы вероятным уменьшившееся значение крепостей в будущем. Если, за исключением Вердена, все атакованные крепости в конце концов попали в руки противника, то этим выполнилась их судьба; но почти во всех случаях они достигли успеха, выполнив, до своего изнеможения, в полном объеме тяжелые задачи, которые от них требовали военачальники.
На организацию оборонительной системы государств решительное влияние оказывали политические, географические и военные условия; на характер расположения отдельных крепостей, их устройство и проч. руководящее влияние оказывали тактические и технические воззрения. Весьма крупное влияние имело при этом состояние в государствах промышленной техники. Как раз это является главным основанием для принципиальных противников крепостей — оценивать их значение, как ничтожное, потому, что техническое выполнение инженера большею частью уже через короткое время обгоняется техническими успехами артиллерии, а с этим теряется ценность крепости. Постоянное усиление долговременных укреплений или совершенная их перестройка была бы невозможна: она была бы прежде всего слишком дорога. И война доказала это воззрение только как условно справедливое. Что крепости, которые были построены за 100 и более лет или даже за 40 лет и не были усилены, смогли оказать лишь короткое сопротивление современным орудиям разрушения, — само собою понятно: но и это сопротивление, при упорном обороняющемся, было продолжительнее, чем это предварительно считалось. Усиленные же укрепления даже против современной артиллерии показали себя в высокой мере способными к сопротивлению, и в борьбе тяжелейшей артиллерии со специальным бетоном и железобетоном, последний показал себя технически более сильным.
Знаменательном для крепостного строительства последних трех десятилетий было применение во всех странах бетона, железобетона и брони. По данным полигонных стрельб, тяжелая артиллерия, благодаря своему ударному и фугасному действию, казалось нарушила существовавшее до сих пор превосходство крепостного строительного искусства; эта опытная данная мирного времени на войне не подтвердилась. Поэтому, быстрое падение отдельных крепостей и действие против отдельных укреплений не может ничто изменить.
Техническое развитие крепостного строительства сделало одинаковые успехи с техническим развитием крупных промышленных стран. Где страна в этом отношении отставала, помогала высоко развитая промышленность союзников. У главных противников, поскольку дело идет о крепостях, - Германии, Австро-Венгрии, России, Франции, Бельгии и Италии осадные и оборонительные средства были почти одинаковы; ныне более крупные технические успехи едва ли можно удерживать в тайне от шпионских глаз других. Фактически относительно боевых средств крепостной войны были осведомлены почти точно; крупные неожиданности с началом войны принесла только Германия.
Что австро-венгерская армия располагала некоторым количеством моторных батарей, которые своим 30,5 см. навесным орудием, передвигаемым автомобильной тягой, значительно превосходили осадную артиллерию прочих государств, было известно; однако, относительно значительной силы действия отдельных попаданий снарядов заграницей, по-видимому, в достаточной мере осведомлены не были; впрочем, во Франции и Италии, оно не смогло застать врасплох в той мере, как это казалось.
Что Германия, в равной мере, располагала навесным орудием белее, чем 21 см. калибра, конечно, было известно не повсюду; указания, однако, во французских журналах позволяют догадываться, что там, конечно, о подобном орудии слышали. Но определенных данных во Франции иметь не могли, иначе французская артиллерийская промышленность наверное преступила бы к замене устаревших 270 мм мортир. И прежде всего, конечно, постаралась бы выяснить вопрос о том, способны ли подвергающиеся усилениям и новые постройки оказывать сопротивление силе значительного действия отдельных попаданий снарядов. Но что германская артиллерия обладает навесным орудием, которое значительно превосходит и эту конструкцию, было тайною даже для германской армии. Столько немногие офицеры и немногие чиновники и рабочие завода Круппа, которые принимали участие в его конструировании и постройке, знали об этой "укороченной морской пушке". Все-таки это признак германского чувства ответственности, что существование такого орудия могло оставаться в полной тайне.
Первоначально Y-(42 см.) мортира возникла в качестве орудия, доставляемого на позицию по ширококолейному железнодорожному пути. Связанная с этим неповоротливость в перевозке и ограничение в выборе позиции вызвали желание принаровить сильно развивающиеся средства перевозочной техники к получению большей подвижности. Таким образом и это орудие появилось с автомобильной тягой; конечно, оно должно было быть значительно понижено в весе отдельных элементов и сильно потерять также в действии. Но с немецкой стороны считалось, что и при таком выполнении оно было бы достаточно для разрушения бельгийских и французских укреплений. Эта данная казалась оправдавшейся полным разрушением форта Лонсен в Льеже; что, при этом, ныне еще не выясненный случай привел к действию, далеко превосходящему нормальное, известно не было. Первым следствием была сильнейшая психическая подавленность во всех неприятельских крепостных гарнизонах, которая очень сильно содействовала быстрому падению Намюра, Антверпена, Мобежа и в 1915 г. также и в русских крепостях. Вначале полагали, что 42 см. мортира способна разрушить всякую тогдашнюю фортификационную постройку. Во когда на Мановилье, а позднее на Дуомоне, Во, Вашеровиле и на других фортах Вердена подобного действия не обнаружилось, то наступило разочарование. Причину этого полагали в понизившемся действии орудия с автомобильной тягой и возвратились во время войны снова к орудию на железнодорожной установке; но и при этом не достигли надежного разрушения современных построек. При обследовании разрушенных тяжелейшими мортирами фортов оказалось, что, хотя особенно хорошо ложившиеся снаряды и производили сильные повреждения, но новейшие постройки из железобетона и специального бетона не разрушались.
К сильному психическому потрясению, производимому мортирами, присоединялись однако другие действия, которое, первоначально не принимаясь в расчет, прерывали волю к борьбе у гарнизона укрепления: огромное давление воздуха, против которого оказывались совершенно не надежными оконные и бойничные затворы, ужасная сила детонации и отравляющее действие развивавшихся при этом газов. Сознание, что снаряд сам по себе не может разрушить укрепление, появилось после того, как война сделалась позиционной.
В противоположность довольно таки равноценному техническому способу возведения построек, тактическое расчленение фортификационных сооружений развивалось в различных государствах различно. Повсюду, за исключением Бельгии, было проведено разделение пехотных построек от артиллерийских; прежде всего из фортов удалили артиллерию.
Далее Германия установила, как правило, чтобы оба рода войск располагались в двух следовавших друг за другом линиях, причем форты и промежуточные укрепления были пехотными опорными пунктами, и чтобы вся система образовала единую, сомкнутую, простую боевую позицию, в которую крепость вкладывала всю силу сопротивления и которая должна была вести борьбу до полного изнеможения, Крепостные ограды, окружавшие города, были оставлены; укреплений второй линии не имелось; эшелонирования в глубину для дальнейшего ведения борьба после прорыва главной боевой позиции подготовлено не было.
Единственным исключением был Мец; там оставили старке, возникшие в конце шестидесятых годов французские, позднее перестроенные форты, и таким путем получили вторую линию укреплений, когда были построены далеко выдвинутые вперед броневые фесте.
Эти "фесте" представляли собою также новинку: взамен старых самостоятельных фортов, отделили друг от друга отдельные боевые постройки, разложили их и расчленили на местности, дав им лучшее укрытие; при этом, помощью сильного, окружающего все постройки, препятствия и обоюдного фланкированная и поддержки был обеспечен органический состав фесте.
Промежутки между укреплениями в германских крепостях укреплены не были, но были подготовлены к таковому путем возведения пехотных и артиллерийских убежищ, пороховых погребков и там и сям построенных отдельных батарей.
Конечно, в последние годы перед войной получил силу тот взгляд, что в крепостях, как и в полевой войне, надлежит достаточным эшелонированием подготавливать борьбу в глубину, однако он не мог поколебать того правила, чтобы имелась единственная прочная линия сопротивления, на которой надлежит удерживаться, и следовательно привести к отказу от подвижного боя. Рам удалось избегнуть испробования ошибочности этой форм борьбы в крепостях; применение ее в полевых позициях войска должны были искупить тяжелыми жертвами.
Сильнее всего построила свои крепости Франция. Главная боевая позиция, имея сама по себе значительное эшелонировавшие в глубину, представлялась в виде пехотных построек, примыкавших к новым или перестроенным "фортам" и "промежуточным укреплениям", которые, кроме нескольких орудий под бронею, заключали в себе только фланкирующую артиллерию, но, может быть в подражание Мецским "фестам", вместе с близ рассоложенными боевыми постройками смыкались в "центры сопротивления". Позади располагалась, хорошо расчлененная в ширину и в глубину, артиллерия, — тщательно примененная к местности, со многими приготовлениями мирного времени и особенно снабженная богато оборудованной железнодорожной сетью. Используя более старке форты, была создана вторая, а расположением ограды — третья боевая позиция; позиции эти давали возможность возобновлять сопротивление и целесообразно вводить подвижный главный резерв. Перед главной боевой позицией далеко вперед была выдвинута первая линия сопротивления, зачастую хорошо укрепленная уже в мирное время.
Бельгия тщетно пыталась согласовать свое крепостное строительство со своими малыми войсковыми силами. Их не хватало для занятия протяженных боевых позиций фортовой линии Льежа, Намюра и Антверпена. Вез сомнения, в больших операционных базах рассчитывали на иностранную помощь (в Намюре, конечно, на французские подкрепления, в Антверпене — на английские войска). Но, чтобы во всех случаях обойтись своими силами, всю оборону (пехоту, артиллерию и пионер) сосредоточили в фортах; промежутки должны были преграждаться фланковым огнем из фортов. В Маасских крепостях имелся только один пояс фортов, в Антверпене из старых, но хорошо сохранившихся фортов образовалась вторая линия; самый город получил простую охранительную ограду в виде фланкируемой круговой решетки. Антверпен со своим незадолго законченным наружным фортовым поясом слыл за самое современное расположение.
Россия придерживалась германского образца. Когда при последней перестройке, были выдвинуты далеко вперед на впереди лежащую местность наружные форты, то старые форты сохранили в качестве второй, а городскую ограду — в качестве третьей линии. Отдельные крепости на австро-венгерском фронте усилены не были; Варшава получила новые форты12); однако они были затем взорваны. С началом войны на развалинах их или вблизи, примыкая к ним, пришлось создавать новые оборонительные постройки. Передовые позиции в мирное время подготовлены не были, но в военное время создавались в виде следовавших в несколько рядов одна за другой позиций, строившихся принудительно привлеченными местными жителями и пленными. Имевшееся в распоряжении время давало возможность возводить сильные постройки. Природное искусство русских солдат в возведении и обороне подобных позиций делали для Германских войск борьбу за эти передовые позиции продолжительной и стоящей больших жертв.
Эта форма русских крепостей соответствовала также способу ведения борьбы. В большинстве случаев разыгрывались ожесточенные бои за передовые позиции, часто также в связи с сильными контратаками, но затем вдруг, во время перерыва борьбы, отступали за ближайшую позицию и здесь снова загорался бой. Если русские отбрасывались на долговременные укрепления и против последних направлялся огонь тяжелой артиллерии, то оборона собственно крепостных построек обычно была уже кратковременной.
Краков и Перемышль по своей постройке походили па германские крепости восьмидесятых годов; приготовлений к участковой обороне в глубину не имелось.
На итальянской границе укрепления с обеих сторон были друг с другом схожи; большею частью это были маленькие преграждающие укрепления, скрывающие в себе пехоту и артиллерию, построенные исключительно из бетона, железобетона и брони, утопленные в скалистый грунт пограничных горных массивов. Стремились к обоюдной поддержке построек; сведение их в боевые группы вокруг центрального укрепления было возможно лишь в редких случаях.
Для возведения крепостей составлялись также Наставления, в которых говорилось и о борьбе за них. В качестве различных способов борьбы различались: внезапное нападение, бомбардирование, обложение и вымаривание голодом (блокада), ускоренная атака и правильная осада. Если последнее германское "Наставление для ведения борьбы за крепости" и не уточняло более эти различия, а ограничивалось лишь указанием планомерной осадой, то все же оно не отбрасывало тех других способов, но точно указывало, что, в зависимости от обстановки и боевых средств, решение надлежит искать возможно скорее. В качестве "руководства" оно не давало никаких предписаний, чтобы предоставить полную свободу решению войскового начальника.
Эта свобода была широко использована. Но может быть понимание "Наставления" и прочная приверженность к планомерной атаке в войну 1670/71 гг. были причиною, что противники полагали, что Германия не считает возможным придерживаться другого способа атаки. Только при таком предположении они могли рассчитывать, с такой безусловной уверенностью, на длительное сопротивление Льежа и Намюра.
Фактически германские военачальники ни при одной атаке крепости не решились на планомерную, правильную осаду13). В уповании на всеразрушающую артиллерию, на неотразимую волю к победе пехоты и прежде всего целесообразно используя слабые стороны каждой крепости, они решились, исключая Льежа, прибегнуть к способу ускоренной атаки. В Маасских крепостях этот способ вызывался и операционным планом верховного командования.
Слабые стороны бельгийской системы были уже отмечены: недостающая подготовка промежутков, не могущие быть обстреливаемыми с фортов долины, распространявшиеся в глубину, сосредоточение всех средств борьбы в больших, представлявших хорошую цель, фортах, — все это прямо должно было приглашать к внезапному нападению. Конечно, предварительными условиями были: быстрота выполнения и внезапность. Но оба они были упущены с германской стороны. Бельгийское правительство использовало дни "угрожавшей военной опасности", мобилизацию и сверх того "бесполезные требования" — для того, чтобы укрепить при помощи фанатичного населения промежутки и занять их для борьбы. Благодаря этому захирело важное предварительное условие успеха; замедлилась также подготовка артиллерии для уничтожения фортов.
Мысль внезапного нападения на Льеж и основания для его выполнения, разработанные в крепостном отделе Большого генерального штаба, опирались, помимо слабых сторон, заложенных в устройстве крепости, на уверенность в превосходстве германского солдата и на более медленную мобилизацию бельгийской армии. Когда в 1912 г. новый закон о вооружении принес ускорение последней, успех нечаянного нападения казалось был поставлен под вопрос. Но при нем остались в уповании на остальные факторы; но, когда и эти не осуществились, благодаря упущению, то внезапное нападение потерпело почти полное крушение. Только беспощадная энергия Дюдендорфа довела одну из шести колонн до города; впечатление этой мощной воли расслабило самое сопротивление до бездействия: достаточно было одного энергичного проявления личности, чтобы достигнуть уничтожения незначительного количества прорвавшихся германских войск.
Шесть неподвижных смешанных пехотных бригад стояли 5-го августа 1914 года, частично после тяжелых боев с войсками и вольными отрядами, наготове, чтобы ночью прорваться в фортовые промежутки, занять город и все важные учреждения и затем взять форты с горжи. Артиллерийский же огонь и пехотную угрозу фортов должна была исключить их взаимная работа.
Внезапное нападение не удалось: фортовые промежутки нашли прегражденными и обороняемыми; гражданское население было призвано к борьбе вопреки международного права. Германские военачальники и войска стояли, сверх того, перед совершенно непривычной для них задачей — для обучения крепостной войне в Германии не было ни времени, ни денег, ни охоты. Не взирая на все это, почти все колонны имели успех;
в тяжелых боях прорвались они через фортовой пояс и дошли частично до городских предместий. Но когда оттуда снова было оказано сильное сопротивление, а боевые припасы угрожали израсходованием, возникли заминки и раздумывания; полагали задачу невыполнимой и отошли, еще раз прорывая фортовой пояс, назад до исходных позиций и даже за них. Только 14-ая пехотная бригада, командование над которой принял ген. Людендорф, когда бригадный командир был убит, прорвалась, заняла Маасские мосты, старке внутренние укрепления (цитадель и Шартрез) и удерживалась с начальником атаки, ген. фон-Эммих. Но форты не сдавались, и таким образом прорвавшийся слабый отряд оставался окруженным и дни напролет находился в высшей степени угнетенном состоянии; даже связь с ним была прервана.
Между тем о большой торопливостью были подтянуты мобилизованные войска и сильная артиллерия, среди которой 30,5 см. и 42 см. мортиры; началось обстреливание фортов и привело к неожиданно быстрому успеху. Сосредоточенный огонь полевой и тяжелой артиллерии по бетонным массивам фортов хотя и не производил никаких крупных материальных повреждения, но он сломил волю гарнизонов к борьбе14). Обычно после обстреливания в течение нескольких часов, коменданты уже принуждались к сдаче, хотя безопасность фортов от штурма и их боеспособность не страдали. По двум фортам северного фронта, среди них по форту Лонсен, стреляли две 42 см. мортиры; впрочем, было достаточно тяжелой полевой артиллерии. Форт Варшон был успешно атакован с горжи 18-ым пех. полком; все прочие не выждали пехотной атаки.
Тяжелая артиллерия должна была выравнивать ошибки в ведении атаки и недостающее обучение войск; благодаря ей неудавшееся вначале внезапное нападение привело все же к заключительному успеху. Ее моральное воздействие было могущественным в течение ближайших месяцев. Внезапное нападение, подготавливавшееся в мирное время и на Намюр, конечно, повторено быть не могло, так как позднее для того не имелось соответствующих предварительных условий. Но мощное действие тяжелой артиллерии, ее потрясающее впечатление на гарнизоны, неотразимость германской атаки — могли считаться надежными боевыми факторами; это оправдалось с блестящим успехом.
После этого от внезапного нападения ожидать успеха было более нельзя, от атаки же открытой силой — только при значительном превосходстве артиллерии атаки. Для Намюра имелись в распоряжении: войск - два армейских корпуса; артиллерии: два 21 см. мортирных батальона, половина батальона 10 см. пушек, один батальон 16 см. пушек, один батальон тяжелых полевых гаубиц, две батареи 30,5 см. австрийских гаубиц, одна батарея 42 см. мортир. Огонь был распределен так: пушечные батальны стреляли по городу и тыловым сообщениям; батареи навесных орудий среднего калибра и полевые — по промежуткам; тяжелые и тяжелейшие навесные орудия — по фортам. После 30-ти часовой артиллерийской подготовки пехота прорвала промежутки и захватила по истечении дальнейших 24 часов город; при этом пришлось отражать сильные контратаки бельгийцев и французов. В тот же и в последующие дни форты сдались без штурма.
Подобным же образом совершилась атака Мобежа и Антверпена . Обложение их, по недостатку сил, было невозможно; но даже на атакованных фронтах атакующий, кроме тяжелейшей артиллерии, уступал. Под Мобежем, сверх того, был скудный подвоз боевых припасов и многократно недостаток в последних. Атакуемая местность под Антверпеном была особенно трудна: тяготение к железно-дорожным сообщениям и желание достигнуть наибыстрейшего успеха принудило к атаке фланкируемой с нескольких фортов и защищенной с фронта широким наводнением позиции р. Нэт.
В обоих случаях решающим было введение в дело тяжелейших батарей, хотя полного разрушения фортов или приведения их в состояние зрелости к штурму достигнуто не было15). До штурма укреплений дело не дошло; они были очищены психически потрясенными гарнизонами; через хорошо укрепленные, трудные, ожесточенно оборонявшиеся сооружения промежутков пронеслась, после хорошей артиллерийской подготовки, воля к победе германской пехоты, превосходно поддержанной пионерами.
Сами укрепления, конечно, от тяжелейшей артиллерии, пострадали значительно, но не были ни лишены боеспособности, ни безопасности от штурма. Усиленные укрепления Мобежа и новые постройки Антверпена оказывали сопротивление огромной силе.
Совершенно старые форты-заставы Живе, Лонгви, дез'Айвель не выносили огня тяжелой полевой артиллерии; поэтому прочие укрепления такой же постройки были очищены без боя. Но в одинаковой степени устаревший форт Камп-де-Ромен, не взирая на огонь по нем батареи 28 см. мортир, не был приведен в состояние зрелости к штурму, ни тем менее усиленный форт Мановилье16) не взирая на стрельбу по нем батарей 42 см. мортир. Последний сдался без штурма; первый-, не смотря на еще боеспособные фланкирующие ров постройки, был взят штурмом баварской пехотой и прусскими пионерами, — конечно с соответствующими потерями. Характерным в обеих атаках было то, что германская артиллерия, по ее наблюдениям, доносила о "готовности укрепления к штурму", тогда как этого на самом деле не было. Материальное воздействие тяжелой артиллерии, благодаря Лонсену, было значительно переоценено.
Таким образом часто боевая сила гарнизонов оказывалась уже израсходованной, когда начиналась настоящая осада. Так как, сверх того, русское войсковое командование отказывалось от продолжительной обороны крепостей, то слабые и плохо снабженные арьергарды большею частью прекращали борьбу после короткого сопротивления. Так пали без серьезного сопротивления Ивангород, Варшава и Брест-Литовск, а Гродно-после короткого обстрела артиллерийским огнем17); форты-заставы на Нареве и Бобре и крепость Ковна пали при непосредственной связи с боями примыкавших к ним полевых армий, частью после вступления в дело тяжелой артиллерии, частью — без такового. Ковна могла бы оказать более длительное сопротивление, так как она, по каким то неизвестным основаниям, имела в распоряжении большие и лучшие боевые средства, чем прочие крепости. Но и здесь, вероятно, способность к сопротивлению этих войск, месяцами находившихся в боях на впередилежащей местности, была на столько ослаблена, что они и позади валов и рвов сложили оружие перед энергичной атакой напролом германцев. Ни под одной из русских крепостей нельзя было производить обложения; когда атака происходила, — они находились еще в ненарушенной связи с полевой армией. Но уже упомянутое выше решение русского войскового командования не удерживать крепости до полного использования их силы, — заставляло переходить укрепления в германские руки без сопротивления. Возможность использования ведущих в тыл обыкновенных и железных дорог позволяла русскому войсковому командованию спасать гарнизоны и все прочее для последующего периода войны.
По тактическим ли соображениям, или вследствие перегрузки путей сообщения не могло быть осуществлено очищение Новогеоргиевска - не установлено18). Во всяком случае это единственная русская крепость, под которой дело дошло до фактически проведенной атаки, но опять атаки в виде ускоренного насильственного продвижения вперед. Ген. Ф. Безелер, которому для этого была дана разнородная, смешанная осадная армия, направил атаку на северный и северо-восточный фронт, т.е. как раз в непосредственном соприкосновении с ожесточенными боями, которые вел армейский отряд Гальвица против русского Наревского фронта. Под Новогеоргиевском также часть борьбы разыгралась на впереди-лежащей местности. Борьба за форты и за весьма сильно укрепленные промежутки между ними не везде имела одинаковый результат. Направленный против фортов огонь тяжелейшей артиллерии не смог их полностью подготовить к штурму, равно как и постройки на промежутках. Там, где офицеры и солдаты оставались при своем желании вести борьбу, германские атаки повторно отбивались с значительными потерями; в других местах постройки очищались быстро и часто без борьбы. Конечно, такому способу действия содействовал комендант крепости, по недостатку энергии.
Ре взирая на незначительные силы, котурнами располагал ген. ф. Гальвиц, он произвел также и обложение южного фронта крепости, - правда весьма слабыми войсковыми частями, Когда после прорыва фортового пояса казалось предстояло его расширение, комендант капитулировал. Только при этом оказалось, что гарнизон не только численно превосходил атакующего, но и состоял из более молодых и, собственно говоря, более способных к бою людей, чем у атакующего, состоявшего большею частью из ландверных и ландштурменных формирований.
При упорном желании гарнизонов бороться, — крепости, без сомнения, могли обороняться совершенно иначе; германская артиллерия своим материальным воздействием обычно не подготавливала укрепления к штурму. Но к моральной мощи германской атаки присоединялось психическое ослабление, благодаря решению русского войскового командования.
В то время, как на Востоке разыгрывались эти крепостные бои, на Западе все острее чувствовалась необходимость широкого укрепления всех боевых фронтов. Хотя оба противника, с скончанием маневренной войны, тотчас же пытались закрепиться на занятых линиях стрелковыми окопами, но обычно ограничивались самым необходимейшим, в расчете, по возможности скоро, снова перейти к маневренной войне; работа. лопатой была слишком ненавистной, чтобы ее применяли в более сильной степени, чем то вынуждал в данный момент неприятельский огонь. Зимой 1914/15 гг. недостаток боевых припасов не только у германцев, но и на неприятельской стороне, это вынуждение не выявил еще с полной остротой. Но французские и английские атаки 1915 г., которые отражались лишь с трудом и при тяжелых потерях, влекли не только к широкому усилению боевых позиций, но принудили также к иным правилам этого усиления.
Русско-турецкая и русско-японская войны могли бы, конечно, подготовить к этой иной оценке укрепления позиций; во господствовавшее во всех армиях воспитание к наступлению порождало опасение, что, благодаря интенсивному обучению в укреплении полевых позиций, можно было оказать вред наступательному духу. Недооценили и, может быть, сознательно, что даже в счастливо веденной наступательной войне могут возникнуть местные или временные кризисы, делающие необходимым временный отказ от операций. Особенно этого надо было ожидать в Германии, где временная стратегическая оборона на одном из театров военных действий была принята за основу для начала войны. Если имели основание к спасению, которое, впрочем, война доказала, как ложное, что тем самым могла бы быть ослаблена воля к наступлению, то должны были бы этому противодействовать соответствующим воспитанием.
Однако, искусство подготовки местности к бою полевым способом укрепления оставалось запрещенным. И все-таки, в конце концов, ясно обнаруженное увеличение силы действия артиллерийского огня привело к тому, что пришлось это действие ослаблять устройством закрытий полевого характера. Утвержденное в декабре 1911 г. и поступившее в 1912 году в войска Наставление: "Полевая пионерная служба всех родов войск"19) должно было указать путь к лучшему в этом отношении обучению. Хотя война во многом его превзошла, все-таки для начала войны его можно было рассматривать, как вполне подходящее, если бы армия в короткий срок могла с ним сжиться. Фактически из него могли извлекать пользу только в течение двух лет; для резерва и ландвера оно оставалось чуждым. Недостаточное обучение прежних лет также не могло быть сразу же преодолено офицерами и унтер-офицерами. Ложная экономия не допускала, сверх того, практического обучения при осенних маневрах и даже на войсковых полигонах; но как раз в технической области одно теоретическое обучение не достаточно. Таким образом, с началом войны техническое образование войск и выучка офицеров и унтер-офицеров, особенно резерва и ландвера были недостаточны, снаряжение же шанцевым инструментом было слишком незначительно по размеру и численности. В неприятельских армиях, особенно во французской, английской и русской, образование стояло на значительно более высокой ступени.
На Востоке уже в первые недели войны, а на Западе вскоре после Марнского сражения пришлось прибегнуть к помощи укрепления полевых позиций против превосходящих противников. Стрелковые окопы и ходы сообщения возникали с быстрой решимостью, даже кавалерия ознакомилась с ними; производительная лопата была предметом спроса.
В недели стабилизации фронта и перехода от маневренной войны к позиционной недостаточное понимание войсковых руководителей и отсутствующая выучка у солдат выявлялись часто печальным образом. Недостаточное практическое обучение выказалось в беспомощности применения к тактическим и местным условиям. Однако война была жестоким поучителем. Увеличивавшиеся потери от неприятельского огня поучали внушительнее всяких теорий; они понуждали к уживанию в иным образом создавшихся условиях.
Из простых стрелковых ячеек и окопов неполной профили развивались окопы для стрельбы стоя, с отдельными блиндажиками зимы 1914/16 гг., а из них, после горьких опытов неприятельских атак весны 1915 г., огромные тщательно укрепленные позиционные системы между Немецким морем и Швейцарией и между Балтийским и Черным морями. Окопы были нормальным явлением, а маневренный бой — редким исключением, большая лопата сделалась неотъемлемым предметом снаряжения каждого солдата.
Неизбежное длительное пребывание в окопах требовало тщательного их поддержания, но также и принятия во внимание технических и геологических условий на ряду с первоначально единственными соответствующими тактическими. В том же смысле оказывало влияние различное строение почвы столь совершенно различных театров военных действий. Оба обстоятельства вынуждали, на ряду с выбором места расположения позиции, также применение различных форм ее возведения. Когда решались на выполнение планомерно избранных позиций, то требовали для этого совета образованных геологов. Крупное значение производившейся работы принудило, наконец, принятие в ней участия, с подачей указаний, научных работников соответствующей гражданской специальности; следствием этого было более быстрое и лучшее выполнение работ.
Линейное расположение и профили окопов отвечали, таким образом, как это указывалось в Наставлении по полевой пионерной службе, в течение первых годов войны, всем требованиям, поскольку они согласовались с местными условиями грунта и считались с успехами техники оружия.
Однако именно меняющееся, постоянно возрастающее действие современных, только во время войны строившихся или заново возникавших, неизмеримо развивавшихся по числу и объему, средств борьбы требовало постоянного принаравливания, преобразования и использования различных устройств. "Полевая пионерная служба" требовала для окопов свободного дальнего обстрела и беспрепятственного обзора. Это обусловливало, если хотели избежать невыгоды расположения на самой вершине возвышенности или слишком выдвинутого вперед на передний склон расположения, или же расположения на переднем склоне, вплотную к вершине. Но эти окопы на передних склонах быстро сделались жертвой слишком необычайного усовершенствования современных средств наблюдения и, вместе с увеличившейся способностью наблюдения, в равной мере возросшей меткости артиллерии. Правило — "сначала обстрел — потом закрытие" неограниченно потеряло свою верность; оба должны находиться в согласовании одно с другим таким образом, чтобы хорошее закрытие способствовало войсковому отряду оставаться боеспособным (даже во время самого сильного обстреливания) до того момента, пока неприятельская атака не потребует от него открытия сильного огня.
Возможность удовлетворить обоим требованиям с одной позиции дала необычайно повысившаяся скорострельность современного оружия. Это привело к постоянно увеличивавшемуся применению пулеметов различных конструкций. Оборона безопасно могла рисковать окапываться на позиции обратного ската и выдвигать лишь на впередилежащую местность наблюдателей и первым делом для артиллерии на вершину. Пулемет, даже при коротком разбеге, прерывал атаку. Было вполне естественным, что воззрения существовавшие до того в долговременном крепостном строительстве, сделались господствующими и в германской полевой фортификации. Таким образом, и для нее существовало правило сосредоточивать всю силу сопротивления на единственной, только различной в глубину для пехоты и артиллерии, позиции и на ней проводить борьбу до окончательного решения. Но это правило, благодаря усилившимся наблюдению и меткости, должно было быть оставлено. Первоначально было достаточно одного отодвигания боевых окопов на обратные склоны возвышенностей, чтобы защитить их от наблюдения (даже от наблюдателей, находящихся на некоторой высоте, — с деревьев, вышек, и наблюдающих при посредстве мачтовых подзорных труб) и воспрепятствовать абсолютному их разрушению артиллерией. Но когда в качестве способных производить наблюдение боевых средств выказали себя аэростаты и самолеты, то и позиция на обратном скате не обеспечивала более от взоров и артиллерии, коль скоро время и боевые запасы имелись в достаточной мере.
Ошибочность ограничения одной позицией, которая уже выявилась в весенних сражениях 1915 г. тяжелыми потерями и кризисами, представляла теперь большую опасность. Войска познали это сами и из однолинейной позиции создавали позицию в несколько линий. Но так как эти последние находились болевшею частью близко одна позади другой, то они все же делались жертвой сосредоточенного ураганного огня больших артиллерийских масс. Если хотели надежнее отразить ожидаемый штурм, то это должны были делать теперь со второй позиции, которая не бывала разрушена одновременно с первой. Она предоставляла возможность, после очищения разрушенной первой позиции, снова начинать оборону на второй (а при случае и на третьей) или переходить с них в контратаку.
Введение больших артиллерийских масс для разрушения первой позиции привело к тому, что батареи стали эшелонировать в глубину, потому что не хватало места для расположения их на позиции одна около другой. Но подобная же необходимость естественно выявилась и для обороны; при этом последняя достигла дальнейшей выгоды, заключавшейся в том, что атакующий должен был рассеивать свой огонь. Предварительным для этого условием было неправильное распределение батарей, при тщательнейшем применении их к местности. Конечно, обзор для командира к управление огнем были затруднены, но это облегчалось совокуплением батарей для определенной цели в группы.
Между пехотными и артиллерийскими позициями стали вдвигать минометы в качестве постоянно становившегося все более сильным, средства борьбы, их первоначальное расположение на пехотной позиции привлекало на них сосредоточенный неприятельский огонь. Увеличение их дальности давало возможность использовать для них все пространство между пехотой и артиллерией.
Таким образом, из оборонительной линии развилась глубокая оборонительная зона, состоящая из нескольких позиций, а каждая позиция из нескольких линий, которые находились в общей связи между собою при помощи соединительных по фронту и идущих в глубину ходов сообщения. Тем временем, членясь в ширину и глубину и применяясь к местности, развивались минометы и батареи. Прорыв такого фронта при атаке был невозможен даже после сильнейшего, действительнейшего ураганного огня. Ожесточенность зацеплявшегося за различные оборонительные постройки обороняющегося ослабляла атакующего и давала возможность производить мощные контрудары, чем создавалась основа для подвижной обороны.
До 1918 года на этой форме укрепления потерпели неудачу все неприятельские атаки на Востоке и Западе. Но тогда все-таки произошло новое изменение. Длинные окопы, связанные параллельно и перпендикулярно фронту широкими препятствиями, были легко обнаруживаемой щелью для фотографирования их с аэроплана и тем самым подвержены полнейшей опасности со стороны артиллерии. Гарнизон делался жертвой неприятельской артиллерии, а сами позиции становились полем воронок. Но само поле воронок снова сделалось спасением, т. к. в нем защитники находили укрытие, как от взоров, так и защиту от уничтожения; неправильно распределявшиеся в воронках в ширину и в глубину стрелки и пулеметчики могли выдерживать неприятельский огневой штурм; изнемогали от него лишь отдельное, но уже не одновременно многие бойцы. Что здесь создал бой — служило теперь для систематического укрепления и целесообразного ведения обороны. Стрелковые и пулеметные гнезда, распределенные в ширину и глубину на местности, укрытые от взора при помощи ложных построек, маскированием и разумным применением к местности, обеспеченные неправильно расположенными искусственными препятствиями, фланкируя друг друга и эти препятствия, — вот та форма, которая выявилась к концу войны и ныне выражается в Наставлениях (Вождение в бой соединенных родов войск и наставление по укреплению полевых позиций). Не только при расположении, но также и во временной последовательности работы: сначала маскировка, затем боевое расположение само собою разумеется в обороне, но в случае нужды, также и в атаке. Никакая атака, если она только не направляется на уже потрясенного противника, не в состоянии будет в будущем обойтись без лопаты. Широкое использование лопаты является, напротив того, и в атаке (по прежним воззрениям оно должно было убивать наступательный дух), единственной возможностью на столько приблизить бойцов к противнику, на сколько это необходимо для решительного штурма.
Но не только форма, а и внутреннее устройство позиций должно было примениться к повысившемуся действию огня. Затем на ряду с полевой артиллерией, в качестве современного средства борьбы, приняли участие ручные гранаты, ружейные гранаты, гранатометы (бомбометы), минометы и, прежде всего, — орудия крупного калибра, применение которых в полевой войне до того было неизвестно. Число и сила защитных сооружений для войск и оружия постоянно возрастало; взамен первоначально применявшегося строительного материала из "дерева", появились железо, сталь, броня, камень, бетон, железобетон, и в таком объеме, что полевой характер оборудования местности для боя превратился во временной, а зачастую стал получать даже характер планомерный, постоянный, долговременный.
Не только в отношении повышения силы сопротивления пытался обороняющийся усилить свою боевую позицию, но также и тщательным укрытием от обнаружения ее и наблюдения. Применение к местности, маски, ложные постройки, обман, окрашивание (камуфляж) и пр. совокуплялись в полную искусства систему для уклонения построек от неприятельского разрушения. Таким образом здесь выявлялись те же потребности, что и для самых стрелковых позиций. И это новое требование остро отразилось в новых Наставлениях.
Чтобы иметь возможность руководить в бою войсками, назначенными для борьбы за эти позиции (задача, которая сделалась особенно трудной, вследствие изменения характера оборонительной система), пришлось устраивать в большом количестве и весьма разнообразного рода, расположенные друг около друга, средства сообщения и связи; только таким образом можно было надеяться, что, при ужасной разрушительной силе артиллерии, во время атаки смогло бы надежно работать по крайней мере хоть одно из этих средств.
Неделями, месяцами и годами беспрерывно продолжавшаяся борьба, не успокаивавшаяся и ночью, принудила к устройству освещения окопов и впередилежащей местности, т.е. построек, которые до сего времени имелись в виду лишь для крепостей. Искусственные препятствия, доведенные в своем устройстве также лишь до того объема, который обычно встречался в крепостной войне, возводились не только перед позициями, располагаясь зачастую неправильно, в несколько рядов, но окружали также отдельные пулеметные гнезда, батареи и проч. Продолжительность борьбы и имевшееся в распоряжении время дали возможность применять для усиления позиций необычные прежде в полевой фортификации средства преграждения в виде минных полей, электризованных проволочных заграждений, запруд, заболачиваний и наводнений, которыми достигали также возможности отражения современных танков.
Совершенно неожиданным было появление в полевой обстановке минной войны. Под крепостями нигде дело не доходило до минной войны, и только в полевой войне, все время протекавшей в форме войны позиционной, французы первые взялись за этот способ атаки, для отражения которой германцы перешли к подобному же, десятки лет уже более не применявшемуся способу борьбы. Большой масштаб, который приняла минная война в некоторых пунктах, заставляет предполагать, что и в будущем при ожесточенных крепостных боях снова придется считаться с возможностью возникновения минной войны.
Такое полное превращение полевой войны в особый вид крепостной борьбы на широких фронтах можно было бы рассматривать, как явление, которое более не повторится и которое вмело место только благодаря особенности мировой войны, — если бы оно уже не встречалось в двух больших прежних войнах. С ним надо считаться даже в том случае, если хотят видеть значительное усиление атакующего в новейших средствах борьбы, к которым относятся О.В., танки и аэропланы. Германией эти огромного значения средства борьбы запрещены. Но в войнах между другими государствами каждая сторона, даже и обороняющаяся, имеет возможность применять при отражении неприятеля одинаковые средства борьбы или ослаблять их действие мероприятиями вновь задуманного рода.
Превращение полевой войны временами в крепостную и достигаемые при этом результаты выявлялись в значительно большей степени, когда представлялась возможность их перевести в обстановку настоящей крепости, как это было под Верденом.
Франция в последние годы перед войной обнаружила недостаточность крепостных сооружений и обратила внимание на эшелонирование построек в глубину и подвижную оборону. Она тотчас же энергично извлекла выводы из хода боевых событий и, оставив в Вердене его продолжавшиеся усиливаться долговременные укрепления, перестроили крепость, по этим опытным данным, в оплот первого разряда. Этим способом была создана (после того, как преодолели первоначальное решение отдать правый берег Маасса) база для упорной обороны, постепенно возраставшей в силе от позиции к позиции, от участка к участку, благодаря чему были сначала остановлены, а позднее принуждены к отступлению германские силы, недостаточные для беспощадного и непрерывного продолжения успешно начатого наступления. Контрнаступление началось только восемь месяцев спустя после начала атаки; однако здесь, уже в условиях крепостной борьбы, выявилась та же типичная картина всех больших оборонительных сражений полевой войны.
Чем более укрепления и общее расположение крепости будут приноровлены к формам позиционной войны, испытанным и оправдавшим себя в мировой войне, тем более крепость в будущем будет способна к продолжительной обороне. Но она может быть подготовлена совсем другим, более планомерным и тщательным образом, чем это было возможно сделать во время самой войны, когда ей препятствовали действия противника. Строитель в мирное время располагает не только неограниченными вспомогательными средствами техники и промышленности, но может беспрепятственно использовать все возможности маскировки от неприятельского наблюдения.
Представляется сомнительным, чтобы новое оружие в виде дальнобойной артиллерии, отравляющих веществ, аэропланов и танков, — способно было внести значительную перемену. Полевая фортификация, не взирая на свою незначительную силу, с этим оружием уже встретилась. Если долговременная фортификация тщательно изучит и испытает противомеры и оборонительные мероприятия, то она сможет значительно лучше противостоять этим опасностям. Дальнобойные орудия, О.В. и самолеты больше всего будут угрожать населению города, обнесенного кругом долговременными укреплениями, хотя не больше того, чем всякому другому городу страны. Этим новым орудиям предоставляется возможность переносить воздействия войны за обороняемую зону боевого фронта, далеко вглубь страны. Но что война будет вестись не только против вооруженных войск, но беспощадно и всеми средствами также против всего народа, — это Германии уже пришлось пережить в мировую войну; и так будет и в каждой будущей войне, только с значительно большей жестокостью.
Решающее влияние крепостей, и даже крепостей устаревших, на боевые операции не исключаются и в будущем20). Необходимо только, чтобы они систематично и целесообразно вчленялись в рамки всей оборонительной системы страны и приноравливались к ее условиям. Это соображение вырешит и тип крепостей (фортовые крепости или линейные укрепленные зоны). Еще более, чем прежде, сольются друг с другом долговременные, временные и полевые формы построек, еще теснее, чем раньше, будут влиять друг на друга крепости и операции.
Весьма также вероятно, что и в будущем долговременные укрепления будут служить лишь остовом, так сказать мощным костяком, к которому в военное время примкнут собственно боевые постройки. Как вначале войны техническое устройство крепостей было достаточным для оказания сопротивления оружию атаки, так и в будущем инженерное искусство должно и может быть приноровлено к силам атаки, чтобы придать крепости способность сопротивления на тот продолжительный срок, в течение которого она должна выполнить требуемое от нее воздействие.
Если эти условия будут соблюдены, то значение крепости будет зависеть только от того единения, которое существует между нею и операциями. Если таковое будет в наличии, то влияние ее может быть решающим, но последнего не будет, коль скоро будут нарушены совместные боевые действия.
В течение тысячелетий, не взирая на сильнейшую перемену в средствах борьбы, крепости играли почти во всех войнах руководящую роль. Пока еще нет на лицо признаков, ко— которые могли бы их исключить из войны, как многозначительный фактор. Но это ничуть не изменяет также того факта, что полевая фортификация выявила свое значительно большее чем прежде, значение; однако она не может заменить свою старшую и ныне все еще более активную и способную к сопротивлению сестру.
Мировая война ввела принадлежавшие до сего времени крепостному строительству материала железобетон и броню и их применение (обозначавшееся в мирное время термином "инженерная техника") также и в полевую фортификацию; таким образом, пионерная и инженерная техника слились между собою.
С другой стороны, крепостное строительство в будущем должно принять, в отношении расположения и группировки, формы укрепления, выявившиеся во время войны: долговременное укрепление страны должно придти к глубоко эшелонированным зонам сопротивления1). Конечно, не может быть никакой речи о том, чтобы подобные зоны сопротивления располагались вокруг защищаемого пункта - на замену прежнего фортового пояса. Долговременная постройка таких зон, помимо значительных денежных издержек, потребовала бы огромных войсковых масс для их обороны, и все-таки, принимая во внимание увеличившуюся дальность артиллерийского огня и действия воздушного флота, защита ядра, при этом, не была бы достигнута.
Изолированные фортовые крепости, за немногими исключениями2) (преграждение узкоcтей, удержание в своих руках изолированных участков территории страны), по преобладающему воззрению военных критиков, бесполезны. "Время укрепленных лагерей пошло!" - На их место выступает "укрепленная зона вдоль государственных границ", которая имеющимися крепостями воспользуется, как желанными опорными пунктами, а реки и горные хребты использует в качестве естественных преград, или для образования отдельных оборонительных участков.
Защита крыльев и флангов подобных укрепленных зон, если она не достигается наличием нейтральной страны или моря, может быть достигнута только боевыми операциями армии.
Будут ли и какие именно участки этой как бы "линейной крепости" построены уже в мирное время - это зависит, главным образом, от оперативных и финансовых соображений. Но так как такую крепость сымпровизировать тоже невозможно, то большинство военных голосов за границей идет средним путем: предлагают важнейшие и сильнейшие постройки возводить в мирное время, а на случай угрозы войны, - произвести тщательную подготовку для быстрой застройки в военное время всего второстепенного.
Специальные материалы прежнего крепостного строительства - железобетон и броня - найдут себе применение и в будущем, тем более что они во время войны показали себя вполне способными перед лицом превосходящих артиллерийских боевых средств.
Таким образом, например, один французский инженерный генерал в качестве главных элементов новейшей позиции, среди других средств, упоминает: казематы и башни для орудий крупного калибра, башни для легких орудий навесного действия, казематы для фланкирующих орудий, подземные казематы для скрывающихся пулеметов, для огнеметов, газометов, и бетонные посты для командования, наблюдения, прожекторов, танков, резервов и снаряжения.
В качестве нового элемента заблаговременной подготовки к обороне страны, естественно, требуется повсюду лучшая маскировка путем разброски, уменьшения размеров и большего углубления в землю всех оборонительных и охранительных построек, широкое применение только подземных сообщений (минирование при помощи электрической энергии), особые меры газовой защиты и глубокие, широкие и хорошо фланкируемые препятствия против танков.
Крепостная война также выявилась в мировую войну по формам и боевым средствам, как не имеющая более никакого отличия в отношении тех же форм и средств полевой войны.
Подземная минная война - форма борьбы типичная раньше только для крепостной войны, не нашла себе в мировую войну применения ни под одной из крепостей, а широко применялась во многих пунктах длинного позиционного фронта. Как борьбе в узко-ограниченных рамках за обладание каким ни будь отдельным пунктом, - она нигде не имела решающего воздействия, однако же на соответствующих боевых участках оказывала значительное влияние на боевые операции.
Началом минной войны, сперва не имевшейся в виду, послу жила закладка атакующим в голове сапы подрывного заряда в отделявшую его от противника земляную стенку с тем, чтобы достичь неприятельского окопа, ближайшей следующей ступенью была поверхностная узкая галлерея (штольня), идущая под неприятельские окопы, и, в ответ на это, более глубокая, проходящая ниже противника, оборонительная галлерея.
Главной целью минной атаки было разрушение неприятельской позиции на поверхности земли; средством для достижения этой цели и побочной целью являлось сбитие с пути подземного противника.
В качестве технического и тактического средства к тому развились взрывы горнов, дающих изрытие на поверхности земли, равно как и камуфлетов; вспомогательным средством для этого служили минные галлереи и служба прислушивания.
Так, мало по малу, возникали целые минные системы, состоявшие из расположенных рядом и одна над другой, направленных к неприятелю, боевых и слуховых галлерей, которые соединялись между собою идущими параллельно окопу галлереями, расположенными вне сферы воздействия противника.
Условия грунта решающим образом влияли на возможность и способ ведения работы, и чем глубже шли, тем это влияние было больше. Для слуховых разведок часто не имелось возможности, времени и соответствующих приборов геология приняла участие только позже. Минирование велось во всех родах грунтов от наносного песка до природной скалы. Главным отправным пунктом при всех работах было условие не вызывать внимания противника, так как весь успех действия зависел от внезапности.
Поэтому, находили себе применение все технические вспомогательные средства, которые выполняли это условие или ему содействовали.
В мягких грунтах работали двузубой мотыгой или фрезерной машиной, в твердом - сверлами и бурами с зубчатым наконечником, буровыми машинами для каменных пород и буровыми зарядами; в дюнном песке - при помощи передвижных щитов, в наносном песке - при помощи опускных колодцев и насосов.
Все галлереи и колодцы, кроме как выделанные в скале, приходилось одевать для предохранения от обвалов грунта ври стрельбе артиллерии. При умеренных давлениях достаточно было применение голландских рам, при сдвигах в гористой местности - тех же рам, но из более толстых досок или брусьев, которыми одевались и колодцы. В наплавном и наносном песке с успехом применялись солидные железные и бетонные опускные колодцы.
Требуемой глубины достигали соответственно: во влажном грунте - при помощи минного ступенчатого колодца, в твердом - минным спуском, при больших глубинах пользовались опускными колодцами. Для последнего рода работ, оказавшихся единственно надежными при влажном грунте, или, особенно, в наносном песке, применялись железобетонные кольца и железные крепления; железобетонные кольца составлялись из готовых камней и потому не требовали времени на их скрепление (?). Достигнув опускным колодцем твердого грунта, дальнейшую работу углубления продолжали при помощи деревянных пялец.
Над входами в опускные колодцы устраивались прикрытия, по возможности, в виде безопасных от выстрелов убежищ, в которых позже устанавливались машины для удаления земли, для вентиляции и отвода воды.
Удаление земли производилось почти исключительно земленосными мешками, которые тащились в ручную, или при помощи минных тележек, или посредством подъездных путей до поверхности земли или отверстия колодца. В минных спусках удаление земли производилось при посредстве висячих или скользящих дорог, в колодцах - при помощи каната с бадьей.
Для вентиляции первоначально служили ручные вентиляторы с зубчатой передачей, позже проводимые в действие электричеством, непосредственно сцепленные с мотором. В качестве воздухопроводных труб лучшими оказались картонные, обернутые непромокаемой материей. Зачастую превосходную услугу оказывали всякого рода шлемы, защищающие от огня и дыма, приборы для дыхания и спасательные аппараты.
Прислушивание к неприятельским минным работам производилось ухом или особыми слуховыми аппаратами - звуковыми или с приводимыми в колебание телами (геофон, теле-геофон, мембранный микрофон). Последние превращают колебание почвы в звук. Однако, привычное к грунту ухо опытного минера остается лучшим прислушивательным прибором. Аппараты с электрическим приводом, подобно телефону, имели то преимущество, что давали возможность одному человеку одновременно нести службу прислушивания в нескольких пунктах.
При производстве взрывов новинкою оказалась укладка проводов в газовых трубах, которые могли одновременно служить и в качестве слуховых труб, а также забивка с воздушными прослойками, т. е. с промежутками длиною от 1 до 3-х метров, оставляемыми в материале забивки, что давало, во-первых, экономию в завивочном материале, а, во-вторых, хорошо распирая самую забивку, затрудняло истекание газов, уменьшая тем действие взрыва на собственные галлереи.
Началась минная война применением малых зарядов весом от 6 до 10 кило, а окончилась зарядами в несколько тысяч килограмм. 19 мин, которые англичане взорвали весною 1917 года на Витшаэтской дуге, составляли, в общем, около миллиона английских фунтов, а на Монте-Пазубио две камеры, после 1,25 года минной работы, были заряжены в общем 50-тью тысячами килограмм.
Новое германское Наставление по подрывному делу результат данных, добытых опытом минных боев в мировую войну, сводит к следующим словам: "Только неизбежная необходимость овладения тактически или стратегически важным пунктом может оправдать начатие минной войны, если недостаточны надземные боевые средства. Постоянно следует помнить что она потребляет в огромных размерах силы, материалы и время".
Противники наши также стоят на той же точке зрения: "Минные работы следует предпринимать только в том случае, если это неминуемо, т.е. если дело идет о том, чтобы разрубить неприятельское укрепление, которое не может быть захвачено никаким другим способом. Это понадобится против прочных долговременных укреплений, для обратного ими овладения, и командование должно предписывать их применение только, если оно взвесило последствия каждого удара лопатою, который противник услышит" (Слова генерала Кабо в "Revue du Genie militaire").